Бабушкин внук и его братья - Владислав Крапивин

— У нас не роман, а единство душ, — отозвался Вячик. Он, конечно, это просто так брякнул. Но получилось — будто поставил точку в беседе про анимизм.

К Стоковым я поехал на следующий день. Можно было заранее позвонить с автомата, но я не стал. Получилось бы, что напрашиваюсь в гости. А так — подарю игрушку и скорее обратно.

Я знал, что первоклассников отпускают домой рано. В двенадцать, ну в полпервого Соня должна быть дома. А может, Ивка уже вернулся или мама их не на работе — она дежурная медсестра и ходит в больницу через день. Если Сони нет, отдам подарок им: «Поздравьте именинницу за меня».

А если у них заперто, добегу до гимназии, разыщу первоклассницу Стокову там…

Открыл мне Ивка.

— Привет! — обрадовался я.

— Здравствуй, — тихо сказал он. — Заходи.

— Соня дома?

— На продлёнке она…

— Жалко. Ну, ты отдай ей мой подарок, когда придёт… Вы, наверно, вчера её день рождения отметили, да?

— Да нет, не отмечали мы. Так, поздравили…

— Ивка… Ты болеешь, что ли? Какой-то… не такой…

Он поднял глаза.

— Саша. Мы Митю похоронили. Неделю назад.

Господи Боже ты мой!.. Я сел тут в прихожей на что-то. Кажется, на пылесос в чехле. С паровозиком в руках.

Что сказать? О чём спросить? Чем помочь?

Разве тут поможешь! Разве утешишь…

Ивка молча стоял передо мной.

— Ивка… Когда его?

— Ещё в сентябре. Почти сразу, как он туда прибыл. А привезли вот… недавно. В цинке… Не открывали, потому что… ну, он на мине подорвался…

Ивка не плакал. Видно, выплакал уже все слёзы. Но говорил так, словно у него горло распухло.

— Чего боялись, то и случилось… Будто накликали… — Это он, наверно, повторял слова матери.

— А мама… она… — Я чуть не сказал: «Очень переживает?» Тьфу ты! Погано как — «переживает». Будто кошелёк потеряла.

Ивка понял.

— Ну, она… старается при нас не плакать. А вот по ночам… Саша, пойдём в комнату. Чего здесь сидеть…

«Мне в школу надо», — чуть не сказал я. Невыносимо было. Казалось, тут воздух состоит из горя. Но уйти вот так сразу от Ивки я тоже не мог.

Разулся, бросил на пол рюкзак. Повесил куртку…

В комнате над обшарпанным пианино была приколота кнопками Митина фотография. Большая. С чёрной бумажной ленточкой на углу. Рядом висела его скрипка. И смычок. На скрипке блестел жёлтый блик. Невыносимо яркий. Горящая точка.

А Митя на снимке смеялся, смеялся…

— Ивка… А мы ничего и не знали.

— Мама хотела сообщить, да адрес ваш забыла. А телефона у вас нет… Да и всё так случилось… неожиданно. Привезли…

Я кивнул. И всё смотрел на снимок. Ивка сказал:

— Я сегодня в школу не пошёл, голова заболела.

Я сел к столу. Покатал по его краю несчастный паровозик. Он заискрил.

— Вот, Соне привёз. Не думал ведь…

Ивка чуть улыбнулся:

— Она обрадуется. Она теперь поменьше нас горюет. Ребёнок всё-таки.

Я чуть не завыл. Ивка с такой взрослой горечью сказал это «ребёнок». Боже мой, а сам-то…

— А я тут уборкой занялся. Чего просто так сидеть…

— Давай помогу!

— Давай, — тихо отозвался он.

Мы пропылесосили половики, перемыли посуду, вытерли везде пыль. Говорили мало. Но всё же Ивка рассказал, что на похоронах были военные, и какой-то офицер говорил речь, и солдаты три раза выстрелили в воздух из автоматов…

Потом я глянул на часы и понял, что успеваю лишь на третий урок. Или на четвёртый.

— Ивка… Говорят, что никакая душа не умирает. В какой-то космической точке они всё равно когда-нибудь слетятся вместе. Кто любил друг друга.

Он сказал серьёзно:

— Хорошо бы.

А потом:

— Тебе, наверно, попадёт за то, что опоздал.

— Не всё ли равно?..

Только я вошёл и двинулся к раздевалке, как навстречу (конечно же!) Клавдия Борисовна.

— Иволгин! Значит, ты лишь сейчас осчастливил школу своим появлением?

Я сжал зубы.

— Ты можешь, конечно, молчать. Это лучше, чем сочинять фантастические причины. А может быть, скажешь правду?

Я не стал молчать.

— Скажу правду. Я хотел поздравить с днём рождения одну первоклассницу, знакомую. Пришёл и узнал, что у неё убили брата. В… горящей точке. Не мог я уйти сразу…

Мы посмотрели друг другу в глаза.

— Саша… что же это делается в мире, а?

«В озверелом мире…»

— Ты вот что… шёл бы ты домой. Я вижу: всё равно тебе не до уроков.

— А можно?

— Иди, Саша, иди…

Бабушка долго плакала у себя в комнате. Потом сказала, что завтра поедет к Стоковым.

— Конечно, мы не такие уж близкие знакомые, но всё же я жила у них несколько дней. После пожара. Зоя Петровна замечательная женщина… Господи, каково ей сейчас…

Я молчал.

— А потом надо побывать на кладбище, положить цветы… Пойдёшь со мной?

Я не хотел на кладбище. Я боялся всего, что связано с похоронными делами. И мысли о бессмертии души здесь не помогали… Ну да, я трус! Растоптать меня за это?

Я пошёл на кухню, включил телевизор. Передавали «Новости». Всё как всегда. Федеральные войска подвергались обстрелам двадцать три раза. Трое убитых, пятеро раненых. У какого-то здания взорвали очередное зарядное устройство… Упал ещё один вертолёт «МИ-8»… «Неизвестные» самолёты обстреляли мирное село, командование заявляет, что ему ничего про это не ведомо… Вырезали русскую семью. Вырезали чеченскую семью. Опять же — неизвестные… Террорист с двумя гранатами ворвался в детский сад, шесть детей ранено, трое погибли… «Такие же, как Николка Стебельков? У них волосы тоже пахли сухой травой?»

— Завершает наш выпуск спортивная информация…

Завершается выпуск, завершается день. Взрослые дяди провели его лихо, поразвлекались как умели. Тёти тоже. Сенсация дня: молодая женщина, чтобы отомстить подвыпившему мужу, утопила в пруду трёх своих детей. Старшему было три года. Врачи говорят: совершенно нормальная… Конечно, нормальная! Все нормальные…

А что на другом канале? Хрюша!

— Спокойной ночи, девочки и мальчики!

Будет, будет. Сколько ещё девочек и мальчиков постреляют, утопят и взорвут? И старших братьев. Баю-бай…