Великая Армия, поверженная изменой и предательством. К итогам участия России в 1-ой мировой войне - Виктор Устинов

При виде погрома, устроенного русскими 17-му немецкому корпусу, Ренненкампф «не мог унять слез и долго оставался в прострации»[166]. Командиры корпусов планировали с утра 21 августа начать преследование отступавших немецких войск, но фон Ренненкампф запрещает им это делать и объявляет войскам новые дни для отдыха. Бездействовала и кавалерия, превосходившая более чем в пять раз силы врага. После войны немецкий генерал фон Франсуа писал в своих воспоминания, что «после боя у Гумбинена русская конница имела открытый путь. Сражения в Восточной Пруссии имели бы иные последствия, и армия генерала Самсонова была бы избавлена от катастрофы у Танненберга, если бы конница Ренненкампфа преследовала отступающие войска»[167].

Все это делалось под благовидным предлогом пополнения запасов и фуража. С этого дня 1-я армия лишь обозначает наступление, но в действительности его не ведет, давая возможность командованию 8 армии организовать контрнаступление против 2-й армии генерала Самсонова. Звание генерал-адъютанта давало право Ренненкампфу напрямую обращаться к царю с докладами и предложениями, минуя прямых начальников, в том числе и Верховного главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича. Воспользовавшись этим правом, Ренненкампф предложил Николаю II острие главного удара своей армии направить на Кенигсберг — столицу Восточной Пруссии, что сразу меняло цели всей Восточно-Прусской операции. Крепость, без поддержки войск, со временем могла пасть и сама. Внимание царя было обращено на эту проблему, которую он не понимал, но которую настойчиво внушали ему прусские советники, прося от него поддержки предложений командующего 1-й армии. Одновременно генерал Ренненкампф начинает своими бесчисленными донесениями и телеграммами пугать Ставку опасностью для его войск, исходящей из столицы Восточной Пруссии Кенигсберга, и для устранения этой угрозы просит разрешения обложить ее, подкрепив его резервами.[168] Бессмысленность этих доводов, поддержанных министром императорского двора генерал-адъютантом графом Фредериксом, нашла понимание и в Ставке; у генерала Самсонова забирают один из лучших корпусов и переподчиняют его Ренненкампфу, после чего 1-я армия начала медленно отдаляться от Наревской армии, обрекая ее на одиночную борьбу с врагом.

Танненберг готовился тщательно, и победа в ней 8-й армии не украшает немцев, так как она была достигнута ценой предательства и измены генерал-адъютантов царя своей присяге и долгу, сознательно принесших в жертву 2-ю армию Самсонова, чтобы спасти Германию от поражения ее войск на Восточном фронте.

В то время, как командующий 1-й армии Ренненкампф уводил свою армию от столкновения с противником, 2-я армия Самсонова искала врага и стремительно продвигалась в пределы Восточной Пруссии. У генералов и офицеров, двигавшихся через Мазурские озера, сразу сложилось мнение, что их армию умышленно затягивают в глубь озер[169]. Связь между колоннами, в которых двигались штабы дивизий и корпусов, отсутствовала: не было шифров, а воспользоваться почтовым телеграфом было нельзя — там открыто работала немецкая агентура. Важные распоряжения передавались открытым текстом, и немцы быстро изловчились их перехватывать, и они были в курсе всех боевых задач, которые должны были выполнять войска 2-й армии.

Торопил войска и командующий Северо-Западным фронтом Жилинский, сообщая Самсонову непроверенные сводки, «что германские войска после тяжелых боев, окончившихся победой Ренненкампфа, поспешно отступают, взрывая за собой мосты»[170], и требовал «пресечь отход немцев к Висле»[171]. Ложные донесения Ренненкампфа о своем продвижении вперед и преследовании немцев, которые главнокомандующий Жилинский не проверял, побудило Самсонова сместить направление армии в сторону Вислы с одной целью — надежнее закрыть пути отступления немцев в низовья этой реки. Он не знал, что командование 8-й армии во главе с генералом Гинденбургом готовит ему разгром, очень похожий на разгром Ганнибалом римских легионов во главе с консулом Фламинием у Тразименского озера в 217 г. до н. э. Вся 8-я армия, за исключением двух бригад, оставленных на всякий случай против армии Ренненкампфа, была переброшена для разгрома 2-й армии Самсонова. План предстоящей операции был «очень рискованным»[172], похож на большую авантюру, и на него можно было решиться только при абсолютной уверенности, что армия Ренненкампфа не сдвинется с места.

Людендорф вспоминал позднее: «Таким образом с 27 августа между озером Мауер и рекой Прегель против 24-х очень сильных пехотных и кавалерийских дивизий Ренненкампфа стояли только две кавалерийские бригады. Озерные позиции были открыты с запада и могли быть обойдены. Кенигсберг мог быть без труда обложен»[173]. Русские войска в этот период по своей численности более чем в 20 раз превосходили немецкие войска, но 1-я армия «даже не сделала попытки облегчить стесненное положение Самсонова»[174]. Ренненкампф предательски бездействовал, помогая Гинденбургу и Людендорфу разгромить 2-ю армию Самсонова и спасти оплот милитаризма Германии — Восточную Пруссию.

Немцы на направлении движения 2-й армии сосредоточили всю свою артиллерию и готовили сильный удар по обоим ее флангам. Уже к исходу 26 августа, как только дивизии 2-й армии вышли из лесисто-болотистой местности, они были атакованы превосходящими силами немцев, а под Усдау 27 августа русские войска были взяты под перекрестный огонь привисленских крепостных батарей со стороны Гильгенбурга и Берлинга и артиллерии 1-го германского корпуса. Ни о какой помощи со стороны 1-й армии не могло быть и речи, помыслы ее командующего были всецело заняты овладением Кенигсберга, о котором много говорили в окружении царя, в Ставке и на фронте, но ничего конкретного для этого так и не было сделано. Управление 2-й армией было потеряно. Типичное донесение 24 августа: «Связи вдоль фронта нет никакой, телефоны между корпусами и конницей не работают. Все ходят совершенно неориентированные»[175]. Но главная беда для армии виделась в расстройстве тыла. Отсутствовали обозы и транспорт, не было хлебопекарен. Уже 23 августа один корпус не получил за весь день ни куска хлеба. А в дальнейшем во многих дивизиях переутомленные солдаты оставались по два-три дня без еды. Не было патронов и артиллерии, которую войска, из-за отсутствия снарядов, оставляли позади себя.