Злые дети - Дмитрий Сергеевич Грунюшкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она смотрела смело и иронично. Она ему нравилась.
– Как вас зовут, капитан Орлова?
– Ольга.
– Так вот, Ольга, я пока не получил никаких официальных предписаний и распоряжений, но если нам предстоит работать в одной команде, то мы должны доверять друг другу, правда?
– Абсолютная.
– Так вот я бы попросил вас, Ольга, о нашей встрече никому не говорить.
– И полковнику Васильеву?
– Ему – в первую очередь. И не спрашивайте почему.
– Потому что у него будет к вам много вопросов и указаний, а у вас очень мало времени – маньяки не ждут.
– Сообразительная девочка, – усмехнулся Макаров.
Орлова пожала плечами, развернулась и пошла по коридору прочь. Шла она красиво, быстро и сильно, без раскачивания бедрами и верчения задницей, но это выглядело опять-таки сексуально.
– Вот язва, – покачал головой Макаров. – Сработаемся.
– А кто это?
Макаров чуть не подпрыгнул от неожиданности. Ирочка подошла с другого коридора, оказавшись за спиной Виктора. Несмотря на невысокий рост, Ирочка каблуки не носила, во всяком случае, на работе. Поэтому в своих туфлях на мягкой подошве подобралась тихо, как ниндзя.
– Ты не поверишь – следователь по особо важным делам из Сибири, – сообщил Виктор.
– Мда? – скептически поджала губы Ирочка, провожая неприязненным взглядом удаляющуюся по коридору сибирячку. – Никогда бы не подумала.
Виктор с большим трудом удержался от хохота. И даже улыбку удавил в зародыше. Иначе вместо любви мог получить ненависть. Ирочка плюс ко всему была весьма самолюбива и тонкокожа. Любая насмешка выбивала ее из колеи и приводила или в ярость, или в слезы.
А ведь она, похоже, ревнует! Завязнув одним коготком, птичка пропадала прямо на глазах.
18.
Менделя Джалиловича Карпова они нашли в кабинете. На этот раз «сын трех народов» был мрачен и глядел на Макарова исподлобья, как раввин на выкреста.
– Как дела в горниле науки? – спросил Макаров, изображая легкость настроения.
– Вашими молитвами, – буркнул патологоанатом. – Вообще-то я в отпуск собирался. В Хайфу к жене мотануть, косточки на пляже погреть, с настоящими евреями пообщаться. Они там, знаешь ли, совсем не такие, как тут. Ты не поверишь, там даже водители автобусов – евреи. Ты здесь видел еврея – водителя автобуса? А ты представляешь, как евреи водят автобус, если им не дают играть на скрипке или рвать зубы? Это симфония! А теперь…
Менделей горестно махнул рукой.
– Слушай, Джалилыч, ты же не хочешь меня сделать виноватым в том, что твой отпуск обломался? Не я же подучил твоего малолетнего долбоеба сдавать наши секреты конкурентам?
– А что, думаешь, он сам к ним побежал? – вспыхнул Менделей. – Делать ему больше нечего, кроме как в Министерство обороны бегать. Там денег не предложат, так чего ради? Ясен пень – зажали мальчику яйца в тисках, вот он и сдал. Но нельзя обвинять человека в том, что он не герой. Героев вообще в популяции мало, это, если хочешь, патология на самом деле. И вообще – я вот не уверен, что он настучал в Минобороны. Они ведь могли просто узнать, что убили их сотрудницу и забрать тело чисто из корпоративного чувства собственничества.
Виктор уже собирался сказануть что-нибудь уничтожающее, но не стал. Его неожиданно посетила мысль, пока еще нечеткая, но весьма интересная. По сути, Карпов прав. Можно как-то допустить, что Аркаша изначально казачок засланный и стукачок. Но они работают в Следственном комитете! И их клиентура большей частью бытовые преступники, оргпреступность, убийцы, казнокрады и прочая человеческая дрянь. Но не шпионы. Поэтому, если бы Аркаша сливал информацию какой-нибудь преступной группировке или финансовой группе – это было бы объяснимо. Но чтобы «зеленые человечки» внедрили в Следком своего человека, да еще в лабораторию, специально на случай таких происшествий – это перебор.
В то, что Аркаша неожиданно проникся чувством военного патриотизма или клинического дебилизма и по собственной инициативе глухой ночью понесся на Фрунзенскую набережную сообщить, что ихняя переводчица лежит у них на оцинкованном столе и у нее в крови что-то не то, верилось еще меньше.
Что это означало? А то, что если Аркашу кто и взял за бубенчики крепкой мозолистой рукой, то этот кто-то знал заранее все, что Аркаша может сказать. И от Аркаши требовалось только подтверждение того, что хитрости убийц раскрыты.
О том, что Следственный комитет работает под колпаком военной разведки или контрразведки, говорить и думать смешно. А вот некое взаимопроникновение интересов и влияния – уже более похоже на правду. Оставалось понять, в какой степени это все «взаимопроникало». И какая сука отдала приказ «попугать следака», убив Светлану и топорно замаскировав это под работу Скрипача.
Так что надо было искать крысу в Комитете пожирнее, чем Аркаша. Этот мелкий мышонок, а не крыса. То есть вина его минимальна. Но о том, что Макаров уже взял его «за хибот», уже знают, наверное, все «в доме». И если сейчас спустить его с крючка, та самая жирная крыса сообразит, что Макаров сделал нужные вычисления. И либо затаится, либо атакует. А это нам не с руки. Так что, прости, Аркаша, ничего личного.
– …а герой тут ты один, остальные просто работают, как могут.
Виктор вздрогнул. Кажется, он настолько ушел в себя, раскладывая в голове пасьянсы, что выпал из реальности. Но, судя по окончанию фразы Менделея, получалось, что «отсутствовал» он какую-то долю секунды. Виктор с трудом удержался, чтобы на его лице не отразилось изумление. Он всегда быстро соображал. Но сейчас посрамил самого себя. Если голова и дальше будет работать в таком темпе и режиме, он либо скоро станет лучшим следователем страны, либо отправится восстанавливаться в статусе нормального человека в «Кащенко».
– Все, хорош меня перед дамой захваливать. Она и так знает, что я герой, – оборвал Макаров стенания доктора. – Выкладывай, что у тебя по последнему телу.
Менделей вздохнул и начал выбираться из-за стола.
– Пойдемте, молодые люди, я вам все покажу на месте.
– Нет, – резко сказал Виктор. – Нет времени. Выкладывай на словах.
Он проигнорировал удивленный и даже возмущенный взгляд Карпова, лишенного, можно сказать, театральных подмостков и вынужденного отыгрывать свой спектакль в гримерке. Но Виктор не мог себя заставить пойти в прозекторскую и увидеть холодное, затвердевшее тело той, кого он вчера любил и предал, на холодном «разделочном столе», с вскрытым черепом и грудной клеткой.
– Что вы хотите знать, молодой человек? – оскорбленным тоном спросил Менделей, усаживаясь обратно в свое вертящееся кресло.
– Все, но без подробностей и живописания, – Виктор уловил недоуменный взгляд Ирочки и добавил: – Пропускай все стандартное,