Это Вам для брошюры, господин Бахманн! - Карл-Йоганн Вальгрен

Как я уже писал, написал я Бахманну, вы, скорее всего, никогда и не видели городские центры в этой стране, иначе бы вы не затеяли ваш проект, а я не сидел бы сейчас за машинкой. А вообразить себе этот феномен просто-напросто невозможно, фантазии не хватит, даже гениальной фантазии не хватит, никакой фантазии не хватит, даже фантазии шизофреника не хватит, потому что мысль с такой задачей не справится, произойдет коллапс, короткое замыкание, эту мысль засосет в черную дыру с бог весть какими последствиями для остальных мыслей; боюсь, что возможна полная остановка мыслительной деятельности, настолько пошлы и оскорбительны для глаза городские центры моего так называемого отечества. Ваши городские центры тоже не образцовы, но это зависит от войны, наследства диктатора, а тот в свою очередь получил наследство от императора, который получил наследство от Бисмарка. Война и ваш помешанный диктатор – вот объяснение. В моей же стране никакой войны не понадобилось, они сами изуродовали свои города. Думаю, что если бы там была война, вроде той, что разрушила ваши города, их городские центры были бы куда более привлекательными, написал я без тени сомнения. Руины, например, куда более привлекательны, воронки от снарядов куда более привлекательны, вот до какой степени так называемым архитекторам в моем так называемом отечестве удалось изуродовать города. Вы даже и представить не можете, Бахманн, там, где раньше стояли красивые деревянные дома, теперь воцарилось тотальное уродство, вместо величественных столетних срубов – настоящее гетто. И в какой части страны вы бы ни находились – все выглядит совершенно одинаково.

Монотонность просто пугающая, написал я Бахманну, если кого-то усыпить и во сне перевезти в другой город, он и не заметит разницы, он найдет все то же самое, что и в своем городе, он так и будет жить в убеждении, что все так, как надо, что история с переносом его в бессознательном состоянии в другой город ему просто приснилась, он будет бродить по тем же улицам, посещать те же безобразные конторы в безобразных зданиях, расположенных так же безобразно вокруг обязательной главной площади с ее обязательным колбасным киоском и газетным киоском, с точно таким же колбасником и точно такой же газетчицей.

Он будет заходить в точно такой же «Консум»[5]и покупать точно такую же копченую грудинку, его будет обслуживать точно такой же мясник, и платить он будет в точно такую же кассу, как и в своем городе, разве что диалект у кассирши немного другой, она, может быть, говорит с западным акцентом, а там, у него дома, – с восточным, северным или южным; или переставьте все местами, это никакой роли не играет, все равно, даже если он и обратил бы на это внимание – ну и что, наверное, приехала откуда-нибудь, решит он, в конце концов, физиономия у нее такая же кислая, так что, наверное, это она и есть. Потом он двинется дальше, будет бродить по этому в мельчайших деталях идентичному городу, где даже расстояние между мусорными корзинами такое же, как у него дома, где даже выбоины в асфальте такие же, где у алкоголиков такие же мертвые глаза, а видеопрокат рекламирует те же фильмы – порнография и насилие. Потом он зайдет в «Систембулагет»[6], расположенный в точно таком же безобразном здании, и там столкнется с кем-нибудь… наверное, подумает наш герой, я с ним где-то встречался, или он просто выглядит так же, как тот, с кем я где-то встречался, во всяком случае, дурацкие шутки насчет жены и детей точно такие же, как у того, с кем я где-то встречался, только почему-то он говорит на другом диалекте, чем в последний раз, когда я с ним, как мне кажется, где-то встречался, наверное, у меня что-то со слухом, решит бедняга, сжимая в руке номерок в очереди, точно такой же, как дома, а скорее всего, и номер тот же самый, и станет терпеливо ждать, пока через пару часов не подойдет его очередь, два часа – это довольно быстро, если дело происходит в пятницу после обеда… и наверняка не раньше, чем он выйдет из автобуса и откроет дверь в одном из этих жутких коттеджей, дверь, как ему покажется, своего дома, и вдруг обнаружит своего двойника, тупо глазеющего в телевизор, не в состоянии оторваться от одной из этих глубоко враждебных человечеству программ, двойника, потирающего руки в ожидании ужина, состоящего из той самой копченой грудинки, которую наш герой только что, как ему казалось, купил в «Консуме», том самом, что показался ему «Консумом» в его родном городе… наверняка не раньше, а только тогда он, к своему ужасу, поймет, что история с переносом его в другой город в бессознательном состоянии ему не приснилась.

Неплохая история, а, Бахманн? – изнемогая от ненависти, задал я ядовитый вопрос, а главное, правдивая: в моем так называемом отечестве ретиво клонируют самые мерзкие архитектурные образцы, которые только можно выдумать, чьи-то больные мозги непрерывно работают, чтобы превратить в ад на земле каждый город и каждый поселок в этой Богом забытой стране, и так называемые градостроители, дошедшие в своей извращенности до непостижимых для нормального человека пределов, получили возможность резвиться, как им вздумается, мало этого, их подзуживают душевнобольные политики, а народные массы этих негодяев просто обожают, это кошмар, Бахманн, написал я Бахманну. И этот кошмар будет преследовать вас в каждом городе, каждом поселке, куда бы вас ни занесло. Столица, может быть, отличается слегка от других городов и поселков, в том смысле, что она побольше, но с другой стороны, это и хуже, у них, этих извращенцев, больше простора для их вредоносной деятельности, там, где когда-то стояли прекрасные, может быть, не такие большие, но поистине величественные деревянные здания, сейчас возвышаются дома из самого дешевого и к тому же некрашеного бетона, думаю, что они взяли за образец бараки ГУЛАГа… извините, Бахманн, бумага немного запачкалась, я точно не помню, но скорее всего меня на этом месте вырвало.

Представить это без риска серьезной психологической катастрофы невозможно, Бахманн, вы наверняка впадете в необратимую кому. Городские центры в моей стране представляют собой ни с чем не сравнимый архитектурный ад. И они этому рады! Они чувствуют себя как рыбы в воде в этом кошмаре, потому что жители этой страны – прямые наследники доисторических демонов, они ненавидят все красивое, они радуются, разоряя свои средневековые постройки, статные деревянные дома, срубы, – вы, наверное, знаете, что для того, чтобы как-то уберечь эти постройки от ретивых градостроителей моего так называемого отечества, пришлось вмешаться ЮНЕСКО, и оно успело занести несколько зданий в список памятников мировой культуры, о чем мои соотечественники в глубине души сожалеют в силу своей укоренившейся подлости, но утверждают, что относятся к этим постановлениям с уважением, опасаясь, что их просто выкинут из мирового сообщества.

А куда делись все градостроители и все архитекторы, приложившие руку к этому беспримерному преступлению? Должен признаться, Бахманн, – точно не знаю, но почти уверен, что они получили из рук короля почетные грамоты и медали, им назначили пожизненную пенсию, уверен, что так и было… надеюсь, вы не думаете, Бахманн, что мне в какой-то степени льстит участие в вашей идиотской брошюрке? Даже не надейтесь, забудьте об этом, а вместо этого лучше отнеситесь всерьез к моему предложению начать против этой подлейшей на земном шаре страны партизанскую войну или еще какую-нибудь войну, чтобы освободить человечество от этих невообразимо удручающих городских центров, мы просто должны начать эту освободительную-от-городских-центров войну. А может быть, мы с вами потребуем выдачи этих градостроителей международному трибуналу? – написал я и ощутил приятное возбуждение от того, что набрел на такую замечательную идею, – мы потребуем предания их суду, как истинных преступников, как моральных убийц, калечащих человеческие души, причем хорошо бы выбрать трибунал, имеющий право назначать смертную казнь, располагающий собственным расстрельным взводом, это они и заслужили, смертную казнь, причем смертная казнь – довольно гуманное наказание за то, что они натворили, они заслуживают куда более тяжкого наказания, чем смерть, их следовало бы отправить туда, откуда они черпали свои градостроительные образцы, – на каторгу в ГУЛАГ, причем в ножных кандалах.