Фокусник - Ася Алкимова

любви москвичей к армянскому коньяку заняла у них еще минут десять. Потом Вардан отошел от окна, опустился на стул напротив гостя и осторожно положил обе руки на стол ладонями вниз. Было что-то пианистское, фокусническое в этом жесте.

Макс переместился за его кресло и скрестил руки на груди, весело подмигивая мне своими кошачьими глазами. Михаил, со своей стороны, тоже улыбнулся и, запустив руку под стол, достал черный кожаный портфель. Не знаю, что я приготовилась увидеть. Что-то страшное и удивительное одновременно. Оружие, наркотики, украденную египетскую мумию? А достал он несколько пусть и неожиданных, но вполне обыденных предметов. Вначале появился шейный платок в сине-серую сдержанную полоску (его он убрал обратно), затем бухгалтерский калькулятор, недорогой и некрасивый «Паркер» и стопка чистой бумаги.

Вардан сидел совершенно неподвижно. Даже когда несколько листов, выскользнувших из общей кучи, волна воздуха положила на его ладонь, он не шевельнулся.

– Ну что же, – сказал Михаил, – давайте посчитаем, мой дорогой.

Меня затошнило от выпитого коньяка и я как можно тише вышла из комнаты.

О чем они говорили, я узнала не сразу. Всю следующую неделю все было тихо и по-старому. В Оксфорде установилась удивительная погода. Ветер, ветер, дул без передышки днем и ночью, с пролива и с океана, кружился, бился, менял направление. Казалось, что выходишь в хлесткую бесснежную вьюгу. Макс сказал мне, что это особенное атмосферное явление, не слишком редкое, но все-таки не ежегодное. Его еще называют «ветер дураков». Считалось, что это самое сумасшедшее время в году.

И действительно, все уже которую неделю ходили смурные, ругались, визгливо хохотали и рыдали без повода, жалуясь на бессонницу и мигрени. Даже люди, гордящиеся своим здоровым образом жизни, со вздохом заглатывали кофе и успокоительные.

Макс нашел девушку и при первой возможности убегал к ней в Лондон. Влад и Яна ругались, Чингиз психовал, я готовилась к экзаменам, и прогулки по клубам шли своим чередом. Все бы казалось неизменным, если бы не нервный, взъерошенный Вардан.

Он на все пожимал плечами и не требовал от нас ничего, кроме тишины. У него болела голова.

А ветер дул, шелковистый, свежий, пахучий, с континента и с востока, встречался с влажным и колючим западным, с одинаковой легкостью продувавшим насквозь людей, живые изгороди и дома и разбрасывавшим по улицам микроскопические кристаллики соли.

По городу разлилось необыкновенное вдохновение. Облака неслись по небу как пушистые болиды, сталкиваясь и обгоняя друг друга. Зацветали первые цветы. Начало стремительно теплеть.

По мере того, как цифры градусника щелкали от нуля до пяти, а потом и до десяти, Вардан становился все молчаливее и раздражительнее.

На любые мои попытки завести разговор он только огрызался, а то и вовсе уходил. Наконец, мое терпение лопнуло. Я выбрала время, когда мы остались одни, и спросила напрямик:

– Что тебе сказал твой Михаил? Он же твой поставщик травы, да? Твой начальник?

Вардан замялся, прежде чем уже привычно отмахнуться.

– Да ничего такого, а что?

– Ой, ну вот только не свисти.

Он обреченно вздохнул.

– Михаил… очень вежливо попросил. Очень вежливо и настойчиво попросил помочь ему еще кое с чем.

Я сама не поняла, как угадала, о чем шла речь.

– Продавать что-то тяжелое? Героин? Откажись. Ты же уже отказывался.

Вардан молчал так долго, что я решила, что он решил меня не услышать. Наконец, слегка скривившись, он ответил.

– Не то что у меня есть выбор.

Я напряглась. Задумчивость и непривычная раздражительность Вардана нравилась мне все меньше.

– Почему? – Осторожно спросила я.

– Потому что.

Снова затянулась тягостная пауза. Вардан слегка покачивал ногой, склонив голову набок. Его взгляд сосредоточенно шарил по пустой стене.

– Потому что ему невыгодно иметь в одном городе двух людей. Двое на городок вроде Оксфорда – это излишество. Больше забот, больше рисков.

– То есть сейчас на него работаешь ты и кто-то еще, кто продает героин и тому подобное?

Вардан утвердительно прикрыл глаза.

– А если ты откажешься? – Продолжала допытываться я, – Что будет?

– Ничего хорошего. Он найдет кого-то еще, кто будет не против заниматься и травой и тяжелыми штуками.

– И ты останешься без работы?

– И я окажусь в оппозиции.

– Это плохо?

– Очень.

Вардан поджал ноги и закурил сигарету.

– И что теперь делать? – решилась я на еще один глупый вопрос.

– Ничего. Соглашаться и надеяться, что пронесет.

– А в чем, по сути, разница, что продавать?

– В тюремном сроке, дура.

Я замолчала.

– И еще много в чем. В людях, например. Траву кто дует? А экстази? А кокос? Маменькины сыночки, богатые, умные, счастливые, кому не нужны проблемы, а нужно расслабиться перед контрольной. А кто торчит, ты вообще себе представляешь?

– Слабо, – честно ответила я.

– Люди, которым уже на все насрать. Они убьют тебя и глазом не моргнут. Или стукнут полиции, просто чтобы от тебя избавиться, если им что-то не понравится, или откажутся платить, или… – он махнул рукой, – Люди, с которыми я абсолютно, абсолютно не горю желанием общаться. Денег с них считай нет, а вот геморроя…

– И к тому же, – неожиданно растерянно добавил Вардан, – Это гадко. Просто по-человечески гадко.

– Так уезжай? Переезжай в другой город, начинай все сначала.

– Все сначала? – Саркастически переспросил он, – Так будет все то же самое.

Он тяжело встал, потушил истлевший окурок и пробормотал, обращаясь, видимо, больше к себе самому, чем ко мне:

– Ладно. Посмотрим, что будет. Посмотрим.

С тех пор все начало постепенно, но неумолимо меняться. Сначала перемены почти никому не были заметны. Влад напряженно созванивался с Саймоном, Макс хохотал, Яна уединялась со всеми встречными и поперечными. Постепенно, однако, на кухне стали появляться странные, нервные люди. Вместо привычного запаха еды, табака и мыла, в коридоре чувствовалась гнилостная вонь грязной одежды и человеческих испражнений. Кое-кто из самых брезгливых перестал захаживать к Вардану, стараясь встречаться с нами на нейтральной территории, в клубах, пабах и на улице. Это было неудобно, непрактично, и попросту опасно. Влад ворчал.

С кухни исчезла плошка с ключами, пепельницы и стаканы. Потом Макс и Вардан перетащили остатки того, что можно было вынести и украсть, к Вардану в комнату. Как-то вечером мы обнаружили там незнакомую грязную женщину с мутными глазами. Она лежала на полу, спрятав лицо в ладони, и тихонько выла. Вардан стал строже следить за тем, чтобы запирать свою дверь.

Тяжелее всех приходилось Максу. Ему никак не удавалось подружиться с пришельцами, и он, привыкший к веселью и гулянкам, чувствовал себя не в своей тарелке. Впрочем, мы все чувствовали себя не в своей тарелке. Большинство