Сливовый пирог - Пэлем Грэнвил Вудхауз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах, ерунда! – сказал Керк Роквей. – Пойдемте в зал.
Пока они ели семгу, говорил только гость. Когда подали суп, Бинго еще молчал. Вечер был теплый, зал – большой, американец устал, пробираясь к столику, и после пятой ложки полез за платком, чтобы отереть лоб. Заодно из кармана, прямо Бинго в тарелку, упала фотография. Тот выудил ее, стал промокать салфеткой, заметил в ней что-то знакомое – и с удивлением понял, что это миссис Бинсток.
– Вы знаете мою тетушку? – спросил он.
– Кого-кого?
– Тетушку.
– Эта божественная женщина приходится вам тетей?
– Да.
– Удивительно!
– Я тоже удивляюсь. А почему вы ее носите на сердце?
Американец ответил не сразу. Вероятно, он покраснел, но точно мы сказать не можем, у него вообще было багровое лицо.
– Знаете что? – осведомился он.
– Нет, – ответил Бинго, – не знаю.
– Я приехал, чтобы на ней жениться.
– Как?! Вы с ней помолвлены?
– Нет.
– Нет?
– Нет. Понимаете, год назад она была в Сан-Франциско.
– Помню. Она любит путешествовать.
– Мы встретились на званом обеде. Это был День благодарения, подали индейку, сладкий картофель, пирожки с изюмом – ну, все, что полагается. Она сидела напротив и ела. Не клевала, как другие, а наслаждалась едой, вникала в нее, вкушала. В общем, я был потрясен. Когда она взяла пирожок, я понял, что судьба моя решена. Предложения я еще не делал.
– Почему?
– Мне страшно.
– Ну что вы!
– Страшно.
– Чего же вы боитесь?
– Не знаю. Боюсь, и все.
– А выпить не пробовали?
– Как же, пил ячменный отвар. Не помогло.
– Еще бы! При чем тут отвар? Да я бы в жизни не женился, если бы не пиво с шампанским. Шампанское и пиво, вот ваш путь.
Керк Роквей смутился:
– Это же крепкие напитки! Я обещал покойной матушке их не пить.
– Ну, вызовите ее через медиума, объясните, она поймет. Но это долго, сразу их не выманишь. Бог с ним, пейте, а потом отправимся к тете. Наверное, она уже вернулась. Эй, любезный! Бутылочку Боллингера и все пиво, какое есть.
Примерно через полчаса Керк Роквей смотрел через стол красными, сияющими глазами.
– Старик, – выговорил он, – мне нравитесь тввое ли-цо.
– Вот как?
– Ддъ. А пчму?
– Не знаю.
– Птмшт не пхжж на Мор-ти-ме-ра Фриз-з-зби.
– А кто это?
– Кри-тик.
– Да?
– Ддъ. Нпсыл: «Мссср Рыквввй (эт я) думмт, чтъ у де-тей во-дян-ка моз-га».
– Какой ужас!
– Ужжжс.
– Он с ума сошел!
– А то! Дамм в ры-ло. Счас и дамм.
– Где он?
– В Сынфрцссск.
– Это далеко. Пойдемте лучше к тете.
– Теттть? А, чъррт!
– Да-да. Пойдем.
– Ладддн. Знаешшшь, что я сделлл?
– Подчините ее своей воле?
– Имъннн. Мы пъженьсссь. Ты где жънилсссь?
– В регистратуре.
– Быстрр?
– Да.
– Годитсссь. Пикнет – в ры-ло. Иди плати.
– Платить?
– Д-дъ.
– Так вы угощаете!
– С ччь ты взъл?
– Я – муж Рози Бэнкс.
– Нньзна, – сказал Керк Роквей. – Сам пзвал, сам плти. А то дъм в ры-ло.
Выбора не было. Застонав, Бинго нащупал в кармане купюру и дрожащей рукой протянул ее официанту.
Тетя жила в Кенсингтоне. Они взяли такси. Керк вносил оживление в поездку, испуская вопли, запомнившиеся со школьных времен. Последний он завершил, звоня в дверь.
Открыл им Уилберфорс, дворецкий. Керк похлопал его по манишке.
– Веди к вождю! – сказал он.
– Сэр?
– Ну, к этой, к хозяйке. Есть разговор.
– Миссис Бинсток в отъезде. Не могли бы вы удалиться, сэр?
– Еще чего! – взревел Керк, стуча по манишке, словно дятел. – Сговорились! Затаились! Ничего, я найду на вас управу!
Тут он замолчал, не потому, что завершил мысль, а потому, что упал с крыльца. Глядя из прихожей, Бинго подметил, что он дважды перевернулся, но ручаться не мог бы, от волнения.
– Тети нет? – спросил он, когда дворецкий закрыл парадную дверь.
– Нет, сэр. Вернется завтра.
– Что ж вы ему не сказали?
– Он выпил, мистер Ричард. Если нетрудно, взгляните на него.
Намекал он на то, что Керк Роквей мерно бьет молотком в дверь, одновременно выкликая, что любимую женщину похитила шайка Мортимера Фризби. Внезапно звуки оборвались, и, выглянув в окошко, Бинго увидел, что нежный певец из Сан-Франциско беседует с полисменом. Слов он не уловил, но они были горьки, ибо Керк достаточно скоро ответил на них ударом в нос. Тогда длань закона схватила его и увлекла во тьму.
Наутро судья отнесся к делу серьезно. Волна беззаконий захлестнула Лондон, сказал он, и те, кто подливает масла в огонь, избивая полисменов, получат по заслугам.
– Две недели, – добавил он, переходя к самой сути; и Бинго в полном отчаянии вышел на улицу.
Через две недели, думал он, конкурс кончится. Будущее темно. Когда-то он слышал стишок: «Окутал душу мрак темнее адских недр», и теперь поражался его точности. Поистине, лучше не скажешь.
Один луч слабо мерцал во мраке – сегодня приедет тетя, а иногда, если к ней хорошо подойти, она что-то дает. Шанс невелик, Чарли Пиклет определил бы его «100 к 8», но все-таки, все-таки… Бинго побежал к ее дому.
– Доброе утро, Уилберфорс.
– Доброе утро, мистер Ричард.
– Однако удружили вы мне!
– Не будем об этом говорить.
– Ладно, не будем. Тетя дома?
– Нет, сэр. Они пошли что-то купить.
– Они? – удивился Бинго, полагавший, что при всей ее толщине тетя все же не тянет на pluralis[6].
– Madame и сэр Геркулес, мистер Ричард.
– Какой еще Геркулес?
– Супруг madame, сэр. Сэр Геркулес Фолиот-Фолджем.
– У-о!
– Да, сэр. Насколько я понял, они плыли на одном пароходе. Свадьба состоялась в Неаполе.