Фамильное привидение - Ирина Арбенина

— Вы «Штосса» Лермонтова помните?

— «Штосса»?

— Ну да. Есть у Михаила Юрьевича такая повесть…

— Ах, ну да, да, конечно! Припоминаю… Правда, если честно, какие-то очень смутные остались у меня воспоминания о классиках после школьного изучения… — призналась Аня.

— Так вот… — Алена смотрела куда-то мимо Светловой. — Если вам хочется представить этого старика… Один к одному: описание «титюлярного советника» Штосса у Михаила Юрьевича Лермонтова. Я, собственно, честно-то говоря, потому его и запомнила.

Чай у Алены был жидковат… Невкусный и дешевый. Светлова отпила лишь чуть-чуть — из вежливости.

— Может, вы кофе хотите? — Алена взглянула несколько обиженно на оставшуюся почти полной чашку. — Так извините… Я уже давно его не покупаю. Дорого. У нас, знаете, бюджет до копейки рассчитан. Живем на одну Алешину зарплату. Так сказать, дворянский род в упадке.

Она встала из-за стола.

Аленина дочка уже начинала хныкать и переворачивать чашки на столе.

— А что это, если не секрет? — полюбопытствовала Светлова, подойдя к фотографии в рамочке, когда, попив чаю, они вернулись в комнату и совершенно явно повис в воздухе вопрос: «Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?»

— Не секрет, не секрет! — замахал пухлыми ладошками ребенок. — Это наше Спасово!

— Ваше?

— Наше!

Алена кивнула, чуть улыбнувшись.

— Ну, в общем, дочка — по большому счету — права. Это дом в имении, которое когда-то принадлежало предкам моего мужа.

— Красивый!

— О да…

Алена мечтательно загляделась на снимок.

— Больше, чем красивый… Родной! Кажется, это в «Мэри Поппинс» описана волшебная возможность оказываться внутри картины? — вдруг спросила она Аню. — Вы не помните?

— Нет, не помню…

— Так вот, иногда мне кажется, что я могу легко перешагнуть эту рамочку, подняться по этим ступеням — и войти в дом!

— Да что вы?! — восхищенно ахнула Светлова.

— Приглядитесь… Дверь гостиной распахнута в сад… Вы чувствуете запах сирени и роз? Это удивительная смесь! Я так и вижу, как этот снимок оживает… Вот молодая женщина с кружевами на прелестной головке спускается по ступеням в сад. Она срезает садовыми ножницами длинные стебли роз, а маленькая девочка протягивает для них корзину… Большой дом с колоннами… всегда много гостей — родственники, друзья… Ах, эти удивительные, эти славные картины ушедшего века!.. В парке под окнами столовой варят вишневое варенье в больших медных тазах, беззаботная молодежь возвращается с тенниса… Кто-то у рояля подбирает мелодию… Все счастливы, влюблены, веселы… На ужин собираются все вместе. Ведь время обедов и ужинов строго установлено, а вот для легких завтраков и чаев каждый свободен в выборе времени… Причем большой стол в столовой накрыт для завтрака с самого раннего утра. И дворецкий знает вкусы каждого… Кому чай, кому кофе со сливками, молоко, горячий шоколад… Хлебцы сдобные, булочки, ватрушки, мед, варенье, ветчина, сосиски, колбасы, маринады…

Светлова заинтересованно, с проснувшимся вдруг аппетитом уткнулась носом в фотографию.

— А иногда мне кажется, — мечтательно продолжала Глинищева, — что я даже слышу быстрый топот детских ног вдоль длинной террасы, опоясывающей дом, — быстрый-быстрый! Маленькая девочка бежит, оглядываясь на распахнутые застекленные окна, за которыми мелькают кроны деревьев, а по их верхушкам, перепрыгивая, мчится наперегонки с девочкой рыжая белка.

— Эта девочка я? — спросил ребенок.

— Нет, дорогая… Увы! У нас с тобой другая жизнь. Хотя ты вполне могла быть этой девочкой… Знаете, милая Генриетта, что такое потерянный рай? Это Спасово, имение Глинищевых! Увы, оно осталось только в семейных рассказах и преданиях, больше похожих на сказку, сказку о потерянном времени… И о потерянном имуществе! Хотя сам этот дом, надо сказать, сохранился до сих пор. Там сейчас Дом культуры или сельсовет… что-то в этом роде… Я вас провожу? — Алена резко, словно очнувшись от мечтаний, повернулась к Светловой.

— Что же мне делать с этим Роппом? — опять застенала Аня, она же лже-Генриетта Ладушкина, уже надев в тесном коридорчике пальто и стоя почти на выходе. — Как же мне его разыскать?

— Понятия не имею, — вздохнула Алена.

— Может, как-то через ваш Дворянский союз? Отчего-то у меня ощущение, что именно Ропп смог бы помочь! Что-то на уровне интуиции… Ну, не знаю, в общем… Или бросить все это?

Алена, не дослушав ее, вдруг встревоженно взглянула на часы:

— Извините, мне нужно сделать один звонок.

Глинищева торопливо набрала номер на диске старенького телефонного аппарата, висящего на стене в коридоре:

— Такси можно заказать?.. Нет, не мне. Записывайте адрес и телефон: улица Декабристов, двенадцать, квартира двадцать три… Это старая женщина, моя родственница… Почему сама не может заказать? Потому что она сама ничего не может! Все за нее делаю я. Вы записали?.. Ужасное создание! — вздохнула Алена непонятно о ком, положив наконец трубку. — Ну ничего сама не хочет делать! Наш крест…

И, попрощавшись, она захлопнула за Светловой дверь.

В общем, можно было подвести неутешительный итог этого рандеву… После знакомства с Аленой Глинищевой Светлова, ровно так же, как и до него, могла только догадываться о мотивах ее возможной причастности к убийству Хованского. Но скорее всего их попросту и не было, этих мотивов. Какие уж тут убийства… Пописать некогда: сидит дома с ребенком, нянчит, стирает, готовит.

Дома Аня еще раз позвонила по всем телефонам бизнесмена Родиона Уфимцева. Потом еще раз — в коммунальную квартиру на Якиманке.

Соседка Роппа ответила, что старик так и не появлялся. Голос у нее был странный. «Может, заехать к ней? — вдруг подумала Анна. — Ненадолго… На всякий случай… Хотя какой смысл?»

Ропп, кажется, тоже исчез прочно.

Светлана Дмитриевна, соседка исчезнувшего Бориса Эдуардовича Роппа по коммунальной квартире на Якиманке, проснулась по непонятной причине.

Что-то ее разбудило…

Решив совместить незапланированное пробуждение с походом в туалет — что в коммунальной квартире на Якиманке, с ее длиннющим коридором, можно было и вправду приравнять к походу! — Светлана Дмитриевна накинула на ночнушку халат, сунула босые ноги в тапочки и вышла из своей комнаты…

Что все-таки ее разбудило?

Светлана Дмитриевна постояла, прислушиваясь.

В огромном коридоре с высоким сводчатым гулким потолком — когда-то, когда квартира была более населенной, в нем дети запросто катались на трехколесных велосипедах — по ногам тянуло холодом…

А в тишине ясно раздавался какой-то негромкий, но хорошо знакомый Светлане Дмитриевне — и неприятный! — звук.