Один в океане. История побега - Слава Курилов

Однажды я шел по берегу и остановился у одинокого дерева. Я никуда не спешил и скользил равнодушным взглядом по его ветвям. Дерево было самое обыкновенное. Что-то вдруг привлекло меня в нем, и я стал смотреть внимательнее. Незаметно оно стало более красивым, и я удивленно пытался понять, почему я не заметил этого в первый момент. Дерево как-то ожило, и я почувствовал, что оно «общается» со мной. Оно обращалось ко мне всеми листьями, всеми ветвями. Я пытался найти его сущность, его центр, но там, где останавливался мой взгляд, и была его сущность, каждая и каждый отдельный лист. Сухие ветви и листья в своих линиях излучали ту же красоту и были такими же одушевленными. Я следил взглядом еще и еще, все линии дерева были прекрасны и безупречны, даже сучки были как бы на своем месте и нисколько не меняли общей картины. Я не мог заметить ни одной несовершенной линии. У меня сильно заныло сердце, и на глазах выступили слезы. Я стоял, забыв, кто я, где я и куда собирался идти. Прошло какое-то время, прежде чем я пришел в себя. Видение исчезло, дерево стало самым обыкновенным, и я увидел безобразные сучки и корявые, сухие ветви. Я понял, что до сегодняшнего дня я никогда по-настоящему не видел дерева, а то, что я видел раньше, был всего лишь его условный, привычный для сознания образ.

Обычно, когда нам причиняют боль, мы духовно падаем, но ведь эта же боль может поднять на духовную высоту, и мы будем благодарны человеку, причинившему ее, и самой боли, что она помогла нам возвыситься. Когда бьешь кого-нибудь по щеке, потом становится много хуже, чем когда тебя бьют. Если тебя ударили по щеке, подставь другую. Вот что самое важное: суметь мгновенно посочувствовать ударившему тебя – ведь он точно падает.

В то время больше всего на свете меня интересовали тайны мироздания, а ответы на вопросы я искал в философских системах. Само собой, неразрешимых вопросов было много, а ответы на них тут же вызывали новые вопросы. Я размышлял о времени и пространстве больше, чем о том, что я буду есть (у меня не было больше рубля в кармане), во что одеваться (у меня была одна рубашка) и где буду спать (я часто был бездомным). Моим излюбленным слушателем была кузина Женька – я случайно открыл ее среди многочисленных скучных родственников. Женька видела меня насквозь и читала мои мысли. В ее смеющихся глазах была странная мудрость. Когда она молча смотрела мне в глаза, затаенные или скрытые побуждения моих поступков выплывали наружу, и мне волей-неволей приходилось становиться до конца честным. Я слегка робел перед ней, как перед учителем, хотя она и была намного моложе. Я с жаром выкладывал все, что меня волновало. Она выслушивала с поразительным терпением и пониманием сути дела и, казалось, была всегда со мной согласна, но после двух-трех ее невинных вопросов, а то и одного взгляда мои теории рушились сами собой. Мы не виделись год, и за это время я нашел и надежно опробовал очередную новую философию. Свои знания я добыл в частных библиотеках и рукописях, ходивших среди любителей. (Почему-то к тайному знанию всегда больший интерес и доверие, чем к явному.) Сомнений не было – порядок в мироздании был установлен. Я с нетерпением ждал встречи с Женькой. На этот раз учителем буду я, а она станет моим первым учеником. Приехала Женька, как всегда насмешливая, со своими обычными шуточками, и конечно сразу заметила произошедшую во мне перемену. Она привезла подарок – маленького заводного зайца, он как-то уж очень глупо и смешно хлопал лапками и кивал головой. Этот странный подарок меня удивил: Женька прекрасно знала, что я равнодушен к игрушкам. Я недоуменно поблагодарил ее и хотел отложить зайца в сторону, но она знаком показала, что хочет, чтобы я поиграл с ним. Я уловил какой-то необычный огонек в ее глазах и покорно, хотя и с неохотой взял ключик и стал заводить механизм.

Бывает так, что самые незначительные обстоятельства заставляют тебя вдруг максимально концентрироваться и ты выходишь на другую, высшую ступень понимания, в считанные моменты проходя целые этапы самопознания, перекрывающие твой прежний уровень. Эти моменты, безусловно, становятся поворотными в жизни и приносят огромное удовлетворение и внутреннюю радость.

В эту минуту я не предполагал, что этот эпизод принесет мне в будущем немалое облегчение и духовную свободу, которой я не знал до сих пор, и что после него уже не буду искать себе новых тюрем – надежных философий.

Я опустил зайца на пол – он смотрел на меня, хлопая лапками. Женька внимательно наблюдала за выражением моего лица. Уже в следующее мгновение я начисто забыл о ее существовании. Со мной случилась странная вещь: мой внутренний мир, так хорошо построенный и идеально налаженный, зашатался и стал рушиться у меня на глазах безо всяких причин. Я чувствовал, как почва опять ускользает из-под моих ног. Так же все оставалось в строгой логической связи, но прежней надежной опоры у меня уже не было. Раньше я был уверен: это так, теперь же откуда-то влезла вороватая частица «если» и стала главным звеном моей философской цепи: это так, если… Нельзя же иметь твердые убеждения с частицей «если».

Завод кончился, заяц замер. Лукавые Женькины глаза смотрели на меня с сочувствием. Я не мог пошевелиться от изумления и неожиданности: этот заяц знал какую-то непостижимую для меня тайну и пытался ее сообщить, а я не мог понять ее, потому что был научен воспринимать все только через слова. Женька тоже знала эту тайну, это было видно по ее глазам. Я смотрел то на нее, то на зайца, как на заговорщиков. Но самое непонятное было то, что я даже не мог ничего спросить, не мог сформулировать ни один вопрос, и, наверное, сам казался со стороны сплошным вопросительным знаком. Женька почувствовала, что мне нужно побыть одному, и неслышно исчезла. Я заводил зайца снова и снова, он хлопал лапками, кивал головой и старался изо всех сил сообщить мне свою тайну, но она по-прежнему ускользала от меня. Я чувствовал ее всем своим существом, тайна будто пульсировала где-то рядом, как живая, но сокровенный ее смысл оставался неуловимым.

«Тебе, кажется, понравился этот заяц?» – спросила, вернувшись, Женька как ни в чем не бывало. Я сидел перед зайцем все в той же вопросительной позе и ничего не мог ей ответить.

Потом, уже после того как Женька уехала, я много раз заводил зайца, пока не сломался механизм. Но мне уже не нужно было его заводить, я мог вызвать эту картину в своем воображении.

А тайну зайца я разгадал гораздо позже, когда навсегда простился с Женькой. Вот о чем он хитро кивал головой: в мире нет ничего, про что можно было бы с уверенностью сказать: это так и никак иначе. Судить о чем-либо мы можем, выбрав определенную систему понятий. Но при ее изменении, как при смене угла зрения, меняет очертания и сама истина. Не стоит создавать своих теорий, принимать чужие и тем более следовать им. Если ты следуешь определенной системе, над тобой всегда будет висеть «ты должен», и ты никогда не будешь внутренне свободным! Какой бы правильной ни была выбранная философия, в ситуации, когда ты должен реально действовать, у тебя чаще всего нет времени, чтобы обдумать решение в соответствии с ней. Я никогда не буду знать, до самого последнего мгновения, как себя вести, а мои поступки часто удивляют меня самого больше, чем окружающих. Ум нужен для обыденных вещей, например помнить, что нужно купить в магазине, или изучить профессию, чтобы зарабатывать на жизнь. По теории этого зайца, единственная необходимая в жизни философия – мгновенный ответ действием на любой вызов жизни. В этом смысле привлекательна философия-действие дзен или философия-борьба типа каратэ, суть которой – через физические упражнения и духовную концентрацию научиться действовать мгновенно, без размышлений. Книги могут служить только отправной точкой Пути, по которому ты должен идти в одиночку, доходя до всего самостоятельно, действуя так, как если бы ты был первым человеком на земле. Ты должен заново открывать для себя мир, и прежде всего – открывать самого себя.