«Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма - Александр Чудинов

Уже само по себе установление факта получения французским правительством от Ромма информации о состоянии русской армии служит убедительным свидетельством выполнения им в России шпионского задания. Однако последний абзац парижского мемуара содержит и прямое указание на подобный характер его миссии:

Как видим, Ромм выражает уверенность в том, что о результатах его работы докладывают непосредственно королю, и готовность далее продолжать систематический сбор разведданных о русской армии.

Впрочем, парижской редакцией мемуара находки в Архиве МИД Франции не ограничились. В том же четырнадцатом томе, где находятся «Заметки о военном деле», им предшествует еще один любопытный документ, по всей видимости, аналогичного происхождения. А именно – справка о численности вооруженных сил России под заголовком «Состояние русской армии». В томе имеются два экземпляра этого документа, каждый – на одном листе in folio. Первый экземпляр написан рукой Ромма, второй – почерком, идентифицировать который мне не удалось. По содержанию оба экземпляра совпадают, однако, судя по тому, что некоторые слова, полностью прописанные Роммом, во втором экземпляре для скорости письма сокращены, есть основания полагать, что второй экземпляр представляет собой копию, которую неизвестный нам писец снял с документа, составленного Роммом.

На обоих экземплярах справки имеется сделанная красными чернилами пометка архивиста – «1779». Нет ли тут противоречия? Ведь, как мы знаем, в 1779 году Ромм провел в России лишь декабрь и вряд ли имел время до конца года собрать изложенные в справке сведения. На мой взгляд, подобная датировка, скорее всего, объясняется тем, что, занимаясь в 1780 году поиском информации о русской армии, Ромм сумел раздобыть данные об ее численности лишь за предыдущий год. Не исключена, впрочем, и ошибка архивиста. Как бы то ни было, собственноручное написание Роммом первого экземпляра справки, ее расположение в архивном деле рядом с «Заметками о военном деле» и их очевидная смысловая связь делают более чем правдоподобным предположение, что автором справки «Состояние русской армии» тоже был Ромм.

Кто и когда заказал Ромму собрать сведения – кто-то из людей внешнеполитического ведомства Франции еще в период подготовки риомца к отъезду в Петербург либо кто-то из французских дипломатов уже в России, – об этом мне ничего не известно. Однако кое-какие основания для очень осторожных предположений все же имеются. Когда до отъезда Ромма в Россию оставались уже считаные дни, с ним произошло одно очень странное происшествие, о котором он не утерпел сообщить Дюбрёлю:

Великий французский драматург Пьер Огюстен Карон де Бомарше (1732–1799) вполне мог отнести к себе слова своего литературного героя Фигаро: «Я всё видел, всем занимался, всё испытал». Изобретатель-часовщик, учитель музыки у дочерей короля, журналист, предприниматель, Бомарше с определенного времени являлся также секретным агентом французского правительства для особых поручений

Знаменитый драматург и не менее знаменитый авантюрист являлся с 1774 года тайным агентом французского правительства, выполняя на международной арене его самые щекотливые поручения. Свое кредо он так сформулировал в письме к Людовику XVI: «Для всего того, что король захочет узнать быстро и только для себя, для всего того, что он захочет сделать тайно и срочно, я всегда к его услугам: моя голова, сердце, руки и язык готовы служить ему». О какой услуге мог попросить Бомарше отъезжающего в Россию Ромма? Уж не о той ли, что привела к появлению вышеупомянутого мемуара? Ответ на этот вопрос еще предстоит найти.

Гувернер

В отличие от двух вышеописанных тайных ипостасей Ромма, его миссия гувернера была открытой и общепризнанной. На протяжении последующих семи лет жизни социальный статус Ромма так и будет определяться в различного рода официальных документах – «Учитель графа Павла Строганова». Однако и с этим видом деятельности риомца связана своего рода историографическая легенда.

Мнение о французских учителях, воспитывавших дворянских недорослей в России XVIII века, в целом было не слишком высоким ни у современников, ни у историков. Сетования на низкий уровень подготовки приезжавших из Западной Европы, и прежде всего из Франции, гувернеров были во второй половине XVIII века едва ли не общим местом. В императорском Указе от 12 января 1755 года об учреждении Московского университета, в частности, говорилось: «в Москве у помещиков находится на дорогом содержании великое число учителей, большая часть которых не только наукам обучать не могут, но и сами к тому никаких начал не имеют; многие, не сыскавши хороших учителей, принимают к себе людей, которые лакеями, парикмахерами и иными подобными ремеслами всю свою жизнь препровождали». О том же писали в XVIII – начале XIX века и русские литераторы, представившие в своих произведениях колоритный ряд иноземных проходимцев, подвизавшихся в России на ниве обучения дворянских детей. Портреты фонвизинского Вральмана, пушкинского Бопре и других подобных им персонажей оказались настолько выразительны, что позднее именно по ним историки стали судить о феномене иностранного гувернерства вообще.

Хотя представление о низкой профессиональной квалификации французских наставников русских недорослей и получило в нашей научной литературе довольно широкое распространение, историки признавали, что имели место и отрадные исключения из этого общего правила. Так, В.О. Ключевский, ведя речь о гувернерах времен Екатерины II, отмечал, что «некоторые из них, стоя на высоте своего призвания, знакомы были с последними словами тогдашней французской литературы и даже принадлежали к крайнему течению тогдашнего политического движения». Среди таковых он в первую очередь называл Жильбера Ромма. С тем что миссию Ромма в России, в отличие от деятельности большинства иностранных учителей, действительно можно считать просветительской, соглашались позднее и другие отечественные исследователи, например, Ю.М. Лотман в известном труде «Беседы о русской культуре».