Секретные архивы НКВД-КГБ - Борис Сопельняк

Яков оказался неплохим мастером, и за полтора месяца сделал костяные шахматы, которые обменял у одного из охранников на картошку. Позднее эти шахматы за 800 марок купил какой-то немецкий майор».

В конце апреля 1942 года сравнительно сносное существование Якова было прервано неожиданным приказом снова бросить его в Центральную тюрьму гестапо. А в феврале 1943-го по личному указанию Гиммлера Якова отправляют в печально известный концлагерь Заксенхаузен. Первое время он находился в лагерной тюрьме, затем был переведен в режимный барак зондерлагеря «А». Эта особая зона была отделена от основного лагеря высокой кирпичной стеной и опоясана колючей проволокой, по которой проходил ток высокого напряжения. Охрану несли эсэсовцы из дивизии «Мертвая голова».

В папках «Смерша» сохранились показания арестованного после войны коменданта лагеря штандартенфюрера СС Кайндля. Вот что, в частности, он рассказал:

«О том, что судьбой Джугашвили был заинтересован лично Гиммлер, было известно многим. Видимо, он хотел использовать сына Сталина в случае сепаратных переговоров с Москвой или для обмена захваченных в русский плен видных нацистов».

Не исключено, что с этой же целью в соседней с Яковом комнате содержался племянник Молотова Василий Кокорин (как выяснилось позже, этот самозванец лишь выдавал себя за племянника Молотова. —Б.С.), а в других комнатах жили племянник Черчилля Томас Кучинн, сын премьер-министра Франции капитан Блюм и другие знатные пленники.

И, вы знаете, что задумали эсэсовцы? Чтобы спровоцировать конфликт между русскими и англичанами, администрация лагеря вменила в обязанность англичанам ежедневно мыть комнаты и чистить туалеты русских. Идея была такова: англичане возмутятся, затеют драку, во время которой убьют Кокорина и Джугашвили. Геббельсовские газеты поднимут шумиху, обвиняя во всем племянника Черчилля. Сталин и Молотов, само собой, возмутятся и разорвут отношения между СССР и Англией».

Как ни нелепо выглядит эта затея, но перед угрозой открытия второго фронта немцы были готовы на все. Подтверждает это в своих показаниях, данных «Смершу», и Кокорин. А еще он добавил, что Яков принял решение ценой собственной жизни не допустить конфликта между союзниками и склонял к этому «племянника Молотова».

И вот наступило 14 апреля 1943 года. Незадолго до этого между англичанами и русскими произошла ссора из-за подарочных сигарет, но ожидаемого эффекта немцы не дождались. Сломали Якова не немцы, и даже не англичане, а... собственный отец. Вот что написал об этом много лет спустя Томас Кучинн:

«Не секрет, что за день до гибели Джугашвили между англичанами и русскими произошла ссора из-за подарочных сигарет: ни мы, ни русские не могли договориться, кому сколько перепадет. До драки дело не дошло, но шуму было много. Яков был человеком горячим, и долго не мог прийти в себя. Но эта ссора была не первой и, как показало время, не последней, поэтому отнюдь не этот случай заставил сына Сталина искать смерти. Причина была совсем другой.

Однажды я увидел Якова Джугашвили очень бледным, пристально уставившим свой взгляд в стену, на которой висел громкоговоритель. Я поздоровался с Яковом, но он не отреагировал на мое приветствие. В тот день Джугашвили не брился и не умывался, а его жестяная миска с супом оставалась нетронутой. Василий Кокорин пытался на жалком немецком языке объяснить мне причину столь удрученного состояния Якова. Насколько я понял, речь шла об очередной пропагандистской передаче берлинского радио, в которой говорилось о русских военнопленных в Германии и, в частности, о заявлении Сталина, что “у Гитлера нет русских военнопленных, а есть лишь русские изменники, с которыми расправятся, как только окончится война".

Далее Сталин опроверг утверждение немцев о том, что его сын Яков попал в немецкий плен. “У меня нет никакого сына Якова”, — цитировало слова советского вождя берлинское радио».

И Томас, и другие пленные видели, что это циничное заявление Сталина буквально потрясло несчастного Якова.

«После этой передачи, — свидетельствует далее Кучинн, — сын Сталина стал каким-то подавленным, он чувствовал себя отверженным, похожим на человека, ощущающего на себе какую-то вину. Ему казалось, что его также следует причислить к категории изменников. На мой взгляд, именно в этот день Джугашвили принял твердое решение покончить счеты с жизнью.

Я находился в бараке, когда вдруг раздался выстрел. Я выбежал и увидел Джугашвили висящим на проволоке мертвым. Его кожа во многих местах была обгорелой и черной. Скорее всего, он погиб от соприкосновения с проволокой, которая была под высоким напряжением».

О чрезвычайном происшествии тут же сообщили в Берлин. Немедленно была создана особая следственная комиссия, командировавшая в Заксенхаузен судмедэкспертов. В своем докладе на имя Гиммлера они констатировали, что смерть Джугашвили наступила не от пулевого ранения, а от поражения током высокого напряжения. Выстрел часового прозвучал уже после того, как Джугашвили схватился за проволоку. Вывод: Джугашвили покончил жизнь самоубийством.

Весьма жесткому допросу подвергся и Конрад Харфиг, тот самый часовой, который произвел роковой выстрел. Он тоже заявил, что выстрелил лишь после того, как увидел, что Джугашвили схватился за проволоку.

«14 апреля около 20.00 я заступил на пост. Все пленные, кроме Якова Джугашвили, были уже в бараке, лишь один он продолжал лежать у барака и бить веткой по земле. Я обратил внимание на то, что он был очень взволнован. Когда в 20.00 начальник караула пришел с ключами, чтобы запереть пленных в бараках, а я отправился запереть дверь в проволочном заборе, отделяющем бараки, Яков Джугашвили все еще продолжал лежать у барака. Я потребовал, чтобы он поднялся и вошел в барак, на что он мне ответил: “Нет, делайте со мной, что хотите, но в барак я не пойду. Я хочу поговорить с комендантом”.

Начальник караула унтершарфюрер Юнглинг направился к сторожевой башне, чтобы позвонить по телефону коменданту лагеря, но едва он ушел, как Яков Джугашвили, пройдя мимо меня, внезапно стремительно бросился к наземной проволочной сети “спотыкачу”, преодолел его и крикнул мне: “Часовой, стреляй! Немецкий часовой — трус. Русский часовой давно бы выстрелил!”

Я хотел дать ему одуматься и прийти в себя, поэтому ответил: “Вы не своем уме, отойдите от проволоки, идите в барак и ложитесь спать, завтра все уладится”. Но он продолжал кричать, что я трус. Тогда я махнул на него рукой и пошел к бараку. Но, пройдя метров сорок, обернулся — и увидел, что Джугашвили схватился руками за проволоку, находившуюся под высоким напряжением. После этого мне ничего не оставалось, как, согласно уставу, применить оружие. С расстояния примерно шесть-семь метров я прицелился и выстрелил ему в голову. Сразу после выстрела он разжал руки, откинулся всем телом назад и остался висеть на проволоке головой вниз. Это не была попытка к бегству, это был акт отчаяния человека, готового на все и находившегося вне себя».

Через несколько дней труп Якова Джугашвили был кремирован, а урну с прахом увезли в Берлин, в Главное управление имперской безопасности. Куда она делась потом, никто не знает...