Секретные архивы НКВД-КГБ - Борис Сопельняк

В первые же месяцы мировой войны его призвали в армию и, как человека, имеющего незаконченное высшее образование, определили на Отдельные гардемаринские курсы, где готовили мичманов русского флота. И надо же так случиться, что выпускные экзамены пришлись на дни Февральской революции! Митинги, шествия, демонстрации, опьянение свободой — через все это в полной мере прошел новоиспеченный мичман Раскольников. А потом он разыскал редакцию «Правды» — и начал строчить антивоенные статьи. Но вскоре его направляют в Кронштадт, где он редактирует газету «Голос правды».

Это было время, когда матросская братва начала бузить. Выходы из Балтийского моря были закрыты, принимать участия в боевых действиях флот не мог, вот и начали братишки от безделья собираться на Якорной площади, где большевики убеждали их в том, что они хозяева жизни, что буржуйское добро надо отобрать и поделить, а в министерские кресла посадить тех, кого выберут они, матросы Балтийского флота и их закадычные друзья, окопные солдаты и петроградские рабочие.

Чтобы эти слова были не только услышаны, но и дошли до сердец и душ матросской братвы, требовались изощренные ораторы, причем не в рабочих тужурках или добротных пиджаках, а во флотских бушлатах, то есть свои, родные люди, знающие, что такое матросская служба.

В этой ситуации мичман Раскольников пришелся как нельзя кстати. Он знал матросский жаргон, сидел в тюрьме, побывал в ссылке, в соответствии со своей новой фамилией, был исступлен, ярок и неистов — короче говоря, он стал самым популярным оратором и любимцем кронштадтской братвы. Поэтому нет ничего удивительно в том, что матросы единогласно избрали его своим командиром, когда понадобилось идти под Пулково и сражаться с частями генерала Краснова, как, впрочем, и позже, когда отряд под командованием Раскольникова помогал выбивать юнкеров из Московского Кремля.

А вскоре возникла ситуация, в которой Раскольников проявил себя как опытный и мудрый флотоводец. Напомню, что в соответствии с только что подписанным Брестским миром Советская Россия должна была перевести все военные корабли в свои порты и немедленно их разоружить. Основной базой тогда был Гельсингфорс (нынешние Хельсинки), и почти весь Балтийский флот стоял там. Трещали небывалые морозы, лед достигал метровой толщины, приближались белофинны и вот-вот могли захватить корабли.

До Кронштадта 330 километров, крейсеры и линкоры самостоятельно пробиться не могут — и тогда на помощь пришел легендарный ледокол «Ермак». Сначала он вывел два линкора и три крейсера, потом еще два линкора, потом подводные лодки, потом еще, еще и еще... В итоге Раскольников сумел перебазировать в Кронштадт 236 кораблей, в том числе 6 линкоров, 5 крейсеров, 59 эсминцев, 12 подводных лодок и множество других кораблей. Именно эти силы впоследствии стали основой возрожденного Балтийского флота.

А вот на юге, на Черном море, судьба распорядилась по-другому, и Раскольникову выпала доля не спасителя, а губителя Черноморского флота. Дело в том, что в июне 1918 года немцы захватили Севастополь и потребовали, чтобы все корабли, стоявшие в Новороссийске, были возвращены в Севастополь и переданы германскому командованию. Иначе — немецкое наступление на Москву и Петроград. Официально Совнарком с требованиями немцев согласился, а тайно приказал корабли затопить.

Матросы взбунтовались! Как это, своими руками пустить на дно гордость русского флота?! Тут же за борт полетели комиссары и большевистские ораторы. И только Раскольников, популярнейший среди матросской братвы Раскольников, смог убедить взбунтовавшихся матросов, что пусть лучше могучие линкоры и красавцы-крейсера лежат на дне Цемесской бухты, нежели через неделю-другую немцы станут палить из их орудий по нашим же головам.

Открыв кингстоны и подняв на мачтах полотнища флажной сигнализации «Погибаю, но не сдаюсь», матросы высадились на берег и со слезами на глазах смотрели, как шли на дно великолепные боевые корабли...

Не успел Раскольников добраться до Москвы, как тут же получил новое назначение: он стал командиром Волжской военной флотилии. К кое-как переоборудованным и слабо вооруженным катерам, буксирам и танкерам он ухитрился прибавить три миноносца, которые пригнал с Балтики. Этого никак не ожидал адмирал Старк, который противостоял Раскольникову. Мичман против адмирала — такого в истории флота еще не было! И, как это ни странно, победил мичман.

В эти месяцы Раскольников был на подъеме. У него все получалось, враг от него бежал, вся Волга была очищена от белых. Но самое главное, он страстно любил и так же горячо был любим! Его женой и правой рукой в военных делах стала популярнейшая среди матросов Лариса Рейснер. Полуполька-полунемка, она слыла крепким журналистом, революцию приняла с восторгом, сидеть в редакциях не хотела и предпочитала носить не столько карандаш в кармане, сколько маузер на боку.

До самой ее кончины в 1926 году эта красивая пара будет жить, не расставаясь ни на минуту, исключая пребывание Раскольникова в английском плену. История, по большому, счету, нелепейшая. Когда на эсминце «Спартак» Раскольников вышел в море, откуда ни возьмись, на эсминец навалились пять английских крейсеров. Скоротечный бой, «Спартак» потерял ход — и вся команда оказалась у англичан. Раскольникова бросили в Брикстонскую тюрьму, но не надолго. Ленин так высоко ценил Раскольникова, что согласился его обменять на 17 пленных английских офицеров. Запросили бы 30, он отдал бы и 30, но больше в его распоряжении не было.

Вернувшись, Раскольников снова приял под свое командование флотилию и провел несколько блестящих операций на Каспийском море. Быть бы ему со временем адмиралом, а то и Главкомом всего военно-морского флота, если бы не острейший голод на кадры в Наркоминделе. Ну, некого было направить полпредом в Афганистан, и все тут! Ничего лучшего не придумали, как перевести в наркоминдел командующего Балтийским флотом Раскольникова и назначить его полпредом РСФСР в Афганистане, где о море никто и слыхом не слыхивал.

Так Федор Раскольников стал дипломатом. В Кабуле он пробыл всего два года и в декабре 1923 года вернулся в Москву. Семь лет он был вне большой политики: то редактировал журналы, то возглавлял издательства, то ведал Главреперткомом и, самое главное, писал книги, сочинял пьесы, печатал статьи памфлеты. Вспомнили о нем лишь в 1930-м. Сперва Раскольникова назначили полпредом в Эстонии, потом перевели в Данию и, наконец, в Болгарию. Там-то с ним и случилось то, что случилось.

Итак, Раскольников не захотел идти на добровольное заклание, отказался изображать из себя врага народа и остался на Западе. Как я уже говорил, в июле 1939-го он публикует письмо «Как меня сделали “врагом народа”», которое произвело эффект разорвавшееся бомбы. Но эта бомба была детской хлопушкой по сравнению с «Открытым письмом Сталину», появившимся в августе того же года. В России об этом письме стало известно сравнительно недавно, его бы стоило напечатать полностью, но оно столь пространно, что я приведу лишь отдельные фрагменты этого уникального документа.

«Сталин, вы объявили меня “вне закона”. Этим актом вы уравняли меня в правах — точнее, в бесправии — со всеми советскими гражданами, которые под вашим владычеством живут вне закона, — вот так, с первых строк, ставит все на свое место Раскольников. — Ваш “социализм”, при торжестве которого его строителям нашлось место лишь за тюремной решеткой, так же далек от истинного социализма, как произвол вашей личной диктатуры не имеет ничего общего с диктатурой пролетариата...