В тишине твоих шагов - Елена Соколова

— Трудно водить машину, если ты ничего не слышишь?

— Тому, у кого музыка орет на весь салон, пожалуй, труднее, — рассмеялся он, ничуть не обидевшись, и выехал со стоянки. Устремив автомобиль в нужном направлении, он расслабленно положил руки на руль и продолжал улыбаться. — Сейчас такую шумоизоляцию делают, ничего не слышно, так что все находятся в одном положении.

Я усмехнулась, довольная ответом. Дальше мы ехали молча.

— Что будешь спрашивать?

— Будем импровизировать, — твердо сказал Тимофеев и, взяв меня за руку, увлек в подъезд.

— Кем мы представимся? — спросила я шепотом, остановив его на площадке первого этажа.

— Посмотрим по обстоятельствам, — ответил он и подтолкнул меня вперед. — Главное, слушай и запоминай всё, что видишь вокруг себя. Если я что-то не разберу, ты услышишь. Доверься мне.

— Стой! — сказала я, уставившись напротив, на дверь Пилькевича. В темноте коридора мне показалось, что она приоткрыта.

Подойдя поближе, я прислонилась к косяку, чтобы прислушаться. Тимофеев остановился и вопросительно уставился на меня.

Дверь в квартиру Арама Пилькевича и правда была не заперта. Легонько толкнув ее костяшками пальцев, я мгновенно ощутила уже знакомый неприятный запах. Надо заметить, что с момента прошлого моего визита он несколько усилился.

Обернувшись, я увидела, что Алексей неодобрительно качает головой. Ему не хотелось влипнуть в историю. Всё-таки это было незаконное проникновение в чужое жилище. Но было поздно: я уже вошла внутрь, зажав пальцами нос.

Беззвучно матерясь, Тимофеев на цыпочках последовал за мной. Оглядевшись, я заметила, что комнаты пусты. Все вещи стояли на своих местах, ровно так, как во время моего вчерашнего посещения. Прислушавшись, я ничего не услышала. Мне стало страшно.

— Зачем ты сюда врываешься? Уйдем, пока нас никто не заметил! — нависнув надо мной, шепотом взмолился Алексей. Его тон приобретал все более требовательный оттенок. Но у меня были свои мысли на этот счет. Что-то манило меня в эту квартиру.

Мне не оставалось ничего, кроме как развести руками.

— Арам! — позвала я хриплым голосом, направляясь на кухню. Молчание, которое последовало в ответ, заинтриговало еще больше. Я серьезно забеспокоилась.

Шторы на окне, которое выходило прямо на крыльцо подъезда, были плотно задернуты. В комнате царил полумрак. Абсолютная тишина.

— Арам! — позвала я громче и даже не узнала звук собственного голоса. Сзади скрипнула половица паркета: мой спутник следовал за мной на кухню. На кухне по-прежнему тишина.

Я осторожно двигалась вперед, сверля глазами темноту. То, что я увидела на полу, прервало мое дыхание. Арам Пилькевич лежал поперек кухни с остекленевшими глазами и перекосившимся ртом, открытым, словно для крика. Он был мертв, это не вызывало сомнений.

Я застыла, парализованная от ужаса, глядя на него и не способная сделать ни малейшего движения.

Тимофеев подошел ближе и смачно выругался.

Да уж, не думала я, что сегодня придется еще раз пережить состояние позорного падения в обморок. Но ноги внезапно решили куда-то поплыть, руки становились чужими и непослушными, в голове послышался нарастающий звон. Не хватило мне и сил, чтобы оторваться глазами от трупа, поискать ближайший от меня стул и присесть.

Осознание того, что перед тобой лежит совершенно мертвый человек, меня окончательно приземлило. Приоткрытые глаза Арама Пилькевича смотрели на меня не отрываясь. Его губы не шевелились. Рот был распахнут в безмолвном крике. Лицо приняло облик куклы, не человеческого существа. Из состояния шока и от приближающегося падения на пол меня вывели руки Алексея, заботливо обхватившие сзади за плечи.

Повернув меня к себе, он наклонился и пристально уставился в мои глаза. Они наверняка были полны ужаса и растерянности. Я ощутила, как грудь сдавливает чем-то тяжелым, словно невидимым обручем. В ту же секунду кислород перестал поступать в мои легкие. Очертания светлых глаз Тимофеева начали медленно расплываться. Сознание падало в пустоту.

Тогда он легонько тряхнул меня и что-то сказал шепотом. В этот момент я поняла, нужно брать себя в руки, и отчаянно вдохнула.

— Ты побледнела как мел, — подхватив меня за талию, он встревоженно оглянулся по сторонам.

— Вс… с… вс, — пришлось замолчать, чтобы продышаться, — все хорошо. Уже все хорошо.

— Не смотри туда, — Алексей отвернул мое лицо, нежно прикоснувшись к щеке.

— Мне нужно присесть.

— Только ничего не трогай здесь, — он осторожно усадил меня на стул и несколько раз энергично помахал ладонями, создавая передо мной движение воздуха.

— Не трогаю, — ответила я и глубоко вдохнула.

— Какая же ты слабенькая.

— Вовсе нет, — буркнула я, выпрямляя спину. По лбу покатилась ледяная капля липкого пота. Дрожащей рукой я смахнула ее. Стало жутко стыдно за свою слабость.

— Такие приключения не для тебя.

— А что мне делать? Сидеть в больнице с вязанием, как мама?! — мой шепот постепенно начал переходить в глухой писк. — Чем тогда я смогу помочь своему брату?

— Если бы ты позволила мне самостоятельно разобраться во всем, мы бы не влипли в такую… — он очертил пальцем комнату, — историю!

— Ох, извини, что я знаю тебя всего сутки и не успела довериться на все сто процентов! — Найдя в кармане резинку, я убрала волосы в хвост и упрямо поджала губы.

— Я вовсе не хотел тебя обидеть, просто сказал, что такая работа не для женщин. — Он сложил руки на груди и отошел на шаг.

— Не самое лучшее время для спора, — заметила я, выглядывая в коридор. Входная дверь оставалась прикрытой.

— Как же здесь темно, — заметил Тимофеев, оглядывая кухню.

Простенький гарнитур, ржавая раковина с посудой, на плите две кастрюли и медная турка. В углу тарахтел старенький холодильник, один из тех советских, что вечны. Такой и через двадцать лет будет служить исправно. На холодильник были грудой навалены старые журналы со склеенными страницами, пачки пожелтевших газет.

Возле окна я заметила маленький столик вроде складного походного. На нем валялись зубочистки, открытая пачка сигарет, стояла стеклянная пепельница с парой окурков. Видимо, хозяин при жизни подставлял к нему стул и подолгу сидел, глядя в окно, с папиросой и наблюдал за соседями, входившими в подъезд.

Тимофеев решил осмотреться. Я закусила губу, когда из-за спины моего спутника вновь показались очертания лежавшей на полу фигуры. Обойдя тело со всех сторон, Алексей присел и принялся внимательно изучать его.

— Что-то я не вижу крови.

— Ее нет, — подтвердила я.

Тимофеев осторожно осмотрел голову пострадавшего, начав с проплешин на теменной области. С моей наблюдательной позиции были видны только застывшее лицо трупа с мясистым расплющенным носом, его рыхлые уши-вареники и тучное тело.