Запечатанное письмо - Эмма Донохью

Хелен принужденно улыбнулась:

— Ты еще одет?

У него осунувшееся лицо.

— Разве ты не получила мою телеграмму?

— Конечно, — машинально ответила она.

О чем он? Это она послала ему телеграмму из Креморн-Гарденс. Неужели Гарри отправил ответ в дом на Тэвитон-стрит? С вежливой чепухой вроде «Передай от меня привет чете Фейтфул?» или с мрачным «Хорошо!»? Но если так, то на них не нужно было отвечать, так почему же он спрашивает, получила ли она ее? Хелен всегда ловко выкручивалась; если садилась за карты, то непременно выигрывала.

— Я знаю, что очень задержалась, но мне не хотелось обижать почтенного викария с женой своим уходом до десерта.

Она вдруг заметила у него на нижней губе кровь, выступившую из трещинки.

— Твое поведение возмутительно! Ни одного слова в ответ за все эти часы, ни единого слова!

У Хелен все сжалось внутри от страха.

— Мне ужасно жаль…

— После того, как я отправил тебе телеграмму, ей стало еще хуже, — говорит он. — Она все время звала тебя.

Она поспешно отводит взгляд, чтобы он не увидел страха в ее глазах. Она? Которая из девочек? Несчастный случай? Внезапная болезнь? И хуже всего, что Хелен должна делать вид, что уже все знает.

— Да, бедная девочка, — севшим голосом бормочет она. — А доктор Менделькирк…

— Он подтвердил диагноз, который я нашел в «Домашних советах», когда мы с миссис Николс наконец узнали, где ты застряла.

«Ну, говори же, мучитель!»

— У нее опасный грипп, — говорит он. — Она вся горит. Ей уже дали дозу салицина, но жар еще не спал. Нэн тоже была в плохом состоянии, капризничала, отказывалась ложиться в постель.

Значит, это Нелл. «Малютка моя!»

— Я загляну к ней, — сказала Хелен.

Но Гарри перекрыл ей дорогу своей длинной рукой.

— Доктор дал ей успокоительное, чтобы она уснула.

— Я не буду ее будить. — Хелен протиснулась мимо него.

Одна маленькая кроватка подвинута к огню, раздвинутая вокруг нее ширма удерживает пар, вырывающийся из чайника. В спальне пахнет скипидаром. В кресле дремлет незнакомая женщина, видимо нанятая сиделка. Хелен осторожно присаживается на краешек кровати и всматривается в пылающее лицо дочки. Узкая грудь под батистовыми оборками равномерно поднимается и опадает, но слишком часто и с хрипом. Хелен хочется взять Нелл на руки, но она боится разбудить ее. Стоит ли Гарри за дверью? Вряд ли он дожидается, когда она выйдет, чтобы продолжить свой допрос. Почему он не входит, не встает рядом, положив руку ей на плечи, как это сделал бы любой муж и отец?

Она выжидала пятнадцать минут, прислушиваясь к дыханию Нелл. Теперь уже Гарри наверняка ушел к себе и лежит в своей ночной рубашке, вытянувшись, как мраморная статуя. Хелен неслышно подошла к двери, высунула голову и осмотрела пустой коридор.

— Мама!

Она быстро обернулась, но Нелл по-прежнему лежала без движения. Это Нэн сидит на постели с испуганными глазами. Хелен приложила палец к губам и вернулась к старшей дочке.

— Ты не пришла домой.

«Все меня обвиняют!»

— У мамы были дела, — попыталась оправдаться она.

— Нелл кашляла чем-то зеленым, — сказала девочка.

Хелен почувствовала выступившие на глазах слезы.

— Утром ей будет лучше.

— Правда?

Хелен не посмела это утверждать.

— А теперь спи.

— Можно мне поцеловать тебя?

Просьба кажется странно официальной.

— Ну конечно, моя милая, моя дорогая девочка!

Хелен нагибается и подставляет ей горящую от стыда щеку.

«Господи, скрой от нее запах греха моего!»

Ни одному мужчине не посоветую брать себе жену, выросшую в жарких странах.

Энтони Троллоп.

Он знал, что был прав (1868)

Гарри снял фрак, жилет, галстук. Какое облегчение отстегнуть воротничок с тугими, загнутыми вверх уголками и беспрепятственно поворачивать голову! Затем освободился от верхней белой рубашки и серой нижней. Вынул из кармана разные мелочи и аккуратно разложил на комоде. На нем лежит телеграмма его жены: «Мисс Ф. попросила меня остаться на обед с ее родителями». Гарри стащил с себя длинные полотняные кальсоны. «Как жук, сбрасываешь оболочку», — посмеивалась Хелен в те вечера, когда эта комната была их общей спальней. Когда они еще были способны подшучивать друг над другом.

Разве ответ, который он отправил ей на Тэвитон-стрит, был недостаточно ясен? Даже неопытная телеграфистка не могла допустить ошибку: «Серьезно заболела Нелл, немедленно возвращайся». Большинство матерей, получив в гостях такую телеграмму, залились бы слезами и попросили бы срочно вызвать кеб. Только Хелен могла остаться на десерт, чтобы не обидеть преподобного и его жену. Что подумали Фейтфулы о таком поразительном хладнокровии? Вдруг ему приходит в голову, что она могла скрыть от них содержание телеграммы. Он попытался представить ее за столом, как она выбирает, чему оказать предпочтение — грецким орехам в сахаре или меренге. Во всяком случае, хотя бы из вежливости она обязана была ответить, что вынуждена еще немного задержаться. Но нет, не сочла нужным отвлекаться ради этого от пустой светской болтовни.

Он был очень удивлен тем, что она возобновила отношения с Фидо Фейтфул. Когда Хелен впервые привела девушку в дом, много лет назад, всю семью устраивало, что теперь у мамы с ее непредсказуемым нравом есть подруга, которая составляет ей компанию, пока папа находится в море. Фидо Фейтфул обладала удивительной способностью поддерживать разговор; на Экклестон-сквер она могла подолгу выслушивать рассуждения Гарри о национальном образовании или о торговом балансе и задавала весьма умные и дельные вопросы. (Внезапно ему вспомнилась шутка одного из его сослуживцев по флоту: «Самая счастливая семья состоит из трех персон».) Но когда Гарри возвратился после Крымской кампании, оказалось, что ситуация изменилась. Миротворец Фидо заняла сторону Хелен, и появились все признаки открытой войны. В то дьявольски жаркое лето, когда все они болели один за другим, и Хелен неожиданно потребовала себе отдельную комнату — что ж, в этом хаосе ему ничего не оставалось делать, как попросить Фидо уехать. Хотя Гарри ничего против нее не имел. Его не удивило, что она увлеклась реформами, хотя он мог только сожалеть о крайних взглядах «феминизма», как его называют в газетах. Нет, сейчас он недоумевал, как может его легкомысленную жену интересовать такая серьезная и целеустремленная деловая женщина, какой стала Фидо Фейтфул.

Беда в том, что с того момента, как семейство Кодрингтон высадилось в Портсмуте, Гарри не видел конца бесконечным капризам и прихотям жены. Но, видимо, с этим ничего не поделаешь, думает он. Ситуация улучшится, когда он займется постоянной научной работой, время от времени заглядывая в Сомерсет-Хаус,[43]чтобы получить жалованье и послушать сплетни, и станет ходить на яхте со старыми приятелями…