Мойте руки перед бедой - Андрей Эдуардович Бронников

дверей доносились громкая ругань и брань, что давно бы сконфузило любого коренного питерца. Это кричал изрядно нервничавший Ульянов-Ленин.

Он бегал по кабинету, сшибая венские стулья, энергично жестикулировал руками и ругался. Владимира Ильича возмущала, как ему казалось, медлительность красногвардейских отрядов. Разъярённый Ульянов готов был расстреливать руководителей захвата Зимнего.

Несколько часов назад сборный военный отряд под командой Чудновского ушёл на решительный штурм, и с тех пор известий не поступало. С каждой минутой напряжение нарастало, нервы у вождя не выдержали, и он сорвался в гнев.

Владимир Ильич только недавно прибыл с конспиративной квартиры в Смольный, но грим не снял. Повязанный, как от зубной боли, платок, огромные очки, плохонький картуз придавали ему странный и глуповатый вид.

С появлением Ленина в штабе революционного комитета ход восстания резко ускорился. Первое наступление случилось в 21 час 40 минут. Раздался орудийный выстрел; атаки, как таковой не было, и всё ограничилось беспорядочной стрельбой. Потом наступила тишина. Позиции сторон не изменились.

К этому моменту в руках Временного правительства оставался только Зимний дворец. Всё остальное было под контролем красногвардейцев. Захват банков, вокзалов прошёл спокойно. Трудности возникли только на телеграфе, но и там обошлось без кровавых эксцессов.

В 23 часа большевики начали орудийный обстрел дворца из Петропавловской крепости. Из 35 выстрелов только два попали в цель и лишь едва повредили карниз здания. Отряды солдат рабочих и матросов беспрепятственно проникли через тыльные входы и толпой задавили сопротивление, однако, как выяснилось впоследствии, что из числа защитников правительства Керенского погибших было шесть человек. По непроверенным данным три ударницы женского батальона были изнасилованы приверженцами всеобщего равенства, и одна покончила жизнь самоубийством. Среди захватчиков потерь не было.

Вопреки расхожему мнению, Ульянов был настолько возбуждён и охвачен ожиданием известий, что даже не посчитал необходимым появиться на II Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, который открылся одновременно с выступлением вооружённых отрядов.

Наконец-то, около трёх часов ночи в кабинет ворвался Подвойский и радостно крикнул: «Всё! Зимний наш!». Все, кто был в кабинете вскочили и с ликованием кинулись обниматься. Ленин устало бухнулся на диван, размотал платок, сбросил парик и свои дурацкие очки. Подвойский подскочил к нему и повторил известие: «Ильич, ты слышал? Мы победили!» Ульянов вместо ответа достал из кармана платок и вытер вспотевшую лысину.

Прямо сразу и все вместе революционеры пошли в кабинет, где ожидал известия Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Только после этого Бонч-Бруевич потащил Ульянова к себе на квартиру, отдыхать.

Здесь рушится легенда о пламенном выступлении Ленина на II Всероссийском съезде депутатов. О свержении Временного правительства и захвате власти большевиками объявил Каменев, по иронии судьбы накануне активно возражавший против вооруженного переворота.

После краткого выступления Ульянова в Петросовете, новый глава государства в сопровождении Бонч- Бруевича поздно ночью отправился отдыхать. Соратники уже без особой боязни ехали на фаэтоне «Тюрка- Мери» и сырая погода теперь не казалась им унылой.

Влади́мир Дми́триевич Бонч-Бруе́вич (28 июня [10 июля] 1873, Москва – 14 июля 1955, там же) – российский революционер, большевик, советский партийный и государственный деятель, этнограф, публицист. Ближайший помощник и фактический секретарь В. И. Ленина. Доктор исторических наук.

Авто остановилось возле парадной доходного дома купца Гордеева по Херсонской улице, дом пять, и пассажиры вышли. Через несколько минут они вошли в апартаменты Бонч- Бруевича. Время уже было позднее, и семья будущего управляющего делами Совета народных Комисаров уже спала. Здесь же ночевала и Крупская. Владимир Дмитриевич сразу предложил Ульянову свою комнату.

– Ни в коем случае, – наотрез отказался Владимир Ильич, – Вот здесь будет хорошо, – показал он на узкий диван. Однако Бонч- Бруевич продолжал настаивать:

– Дорогой вы наш, давай-ка, я покажу тебе свои «апартаменты».

После недолгих уговоров Ленин согласился, и Владимир Дмитриевич распахнул дверь в маленькую узкую комнатку больше похожую на келью. Вдоль одной стены стояла аккуратно заправленная кровать, а всю ширину окна занимал письменный стол. Если не считать двух книжных полок на стене, мебели больше не было.

Ульянов сделал пару шагов, погладил рукой письменный стол и хитро посмотрел на хозяина квартиры.

– Я согласен, – произнёс он.

– Ну, вот и ладно, – резюмировал Бонч-Бруевич и продолжил. – Теперь давайте перекусим. День тяжёлый получился.

После короткого ужина Владимир Ильич удалился в хозяйскую келью, а Владимир Дмитриевич прилёг на диван. Ему не спалось. Возбуждение от достигнутой победы не спадало. Бонч-Бруевич встал, проверил все замки и крючки, накинул дверную цепочку. Потом достал два револьвера и поставил их на боевой взвод. Один револьвер положил под подушку, а второй на пол возле дивана.

Эта была лишь первая ночь после триумфа, и всякое могло случиться. Владимир Дмитриевич крупными цифрами написал на листке бумаги все номера телефонов товарищей, Смольного и районных Советов депутатов, чтобы в случае чего, не забыть впопыхах. Благо в квартире стоял телефонный аппарат. Наконец погасил лампочку и лёг.

Ленин ещё раньше выключил лампочку в своей комнате. Бонч-Бруевич уже начал было засыпать, как под дверью комнаты Ульянова вдруг блеснул свет. Ему тоже не спалось.

Владимир Ильич еле слышно на цыпочках подошел к столу и сел. Потом зажёг, в последствии, знаменитую зелёную лампу, придвинул к себе чистый листок бумаги, макнул перо в чернильницу и начал писать.

Писал он долго. Что-то перечёркивал, делал выписки, правил и наконец принялся переписывать набело. Потушил лампу, встал из-за стола, неслышно прошёл к кровати и лег. За окном серело ранее и хмурое петроградское утро.

Когда Бонч-Бруевич проснулся, его домашние и Крупская уже бодрствовали. Владимир Дмитриевич предупредил всех, чтобы вели себя потише, однако Ленин, хоть его ещё никто не ждал, появился на кухне; бодрый и весёлый он радостно поздравлял всех «с первым днём социалистической революции».

Завтракали скромно: крепкий чай, кусковой сахар, свежий сыр, французская булка с маслом и домашнее варенье. Надежда Константиновна приняла на себя роль хозяйки и взялась разливать по стаканам кипяток.

Владимир Ильич воспользовался паузой и достал из кармана сложенный вчетверо листок. Развернул его и стал читать: «Самое справедливое разрешение земельного вопроса должно быть таково: Первое. Право частной собственности на землю отменяется навсегда; земля не может быть ни продаваема, ни покупаема, ни сдаваема в аренду, либо в залог, ни каким либо другим способом отчуждаема. Вся земля: государственная, удельная, кабинетская, монастырская, церковная, посессионная, майоратная, частновладельческая, общественная и крестьянская и т. д. отчуждается безвозмездно, обращается в всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней. За пострадавшими от имущественного переворота признаётся лишь право на общественную поддержку на время необходимое для приспособления к