Джульетта стреляет первой - Сергей Литвинов

Мила – в своем мире. Оперлась спиной о дверь без стекла, короткие волосы вздыбились на ветру смешной щеткой, чему-то улыбается, напевает старую-престарую «Третью жизнь за рулем»[16].

Анжела – более чуткая. Или просто выпила меньше. Ласково спросила Татьяну:

– Тебя на спектакль кто пригласил?

– Э… Максимус.

Нисколько не удивилась. Улыбнулась:

– Значит, езжай спокойно домой. Он все организует и машину за тобой пришлет.

Таня мимолетно вспомнила московское бытие. Когда ходили в театры – всегда бежали прямо с работы. Еще, бывало, на первый акт опаздывали – если начальство ближе к вечеру совещание затевало.

Но тут совсем другие нравы. Анжела продолжала просвещать:

– И вообще, ты в офисе зря торчишь. У нас на работу никто не ходит. Дома уютней. А если кому понадобишься – все равно найдут. – Секунду подумала, со вздохом прибавила: – Везде.

Джип затормозил у Таниного пряничного домика.

– Ну и скорлупа! – пригвоздила Мила.

– Зато вид на океан сумасшедший, – защитила Анжела. – Я к тебе на террасу приду пейзаж писать. Пустишь?

– Просто так не пускай, – строго произнесла Мила. – Пусть в обмен ампулку принесет, – хихикнула, – от профессора Кикина.

– Слушай, как ты достала со своими…

Конца фразы Садовникова не услышала – джип мягко покатился с горы.

Таня отперла дверь. Сбросила туфли. Первым делом прошла на террасу. Ух ты! А здесь побывали. Пол чисто вымыт. На ротанговом кресле заботливо сложен плед. Но самое интересное на столе. Букет лилий. Маленькая бутылка вина. А блюдо, полное фруктов, прижимает записку.

Садовникова нетерпеливо ее схватила:

«Дорогая Таня, надеюсь, первый рабочий день прошел хорошо. Заеду за тобой в 17.00».

Вместо подписи – буковка М.

Сам великий Максимус за ней заедет?

Таня взглянула на часы и метнулась обратно в дом.

Успела все, даже полежала полчаса с маской.

Но в зеркале себе не понравилась. Идеальный макияж не скрывал тревоги во взгляде. И морщинка между бровей топорщилась – как всегда случалось, когда волновалась.

До пяти вечера еще оставалось время, и она вышла на террасу. Океан к вечеру присмирел, только где-то совсем далеко взвивались белые гребешки пены.

Вино – специально для слабого пола! – оказалось с отвинчивающейся крышкой. Таня налила себе полбокала. Очистила банан. Укрыла ноги пледом.

Она никогда не влюблялась с первого взгляда. Но Максимус ее ошеломил.

Деликатный стук во входную дверь. Таня сделала глубокий вдох. Она специально не запиралась. Створка мягко открылась. Прошелестели шаги. А вдруг Максимус безо всяких преамбул ее поцелует?

– Танечка, добрый вечер! – раздался радостный голос из-за спины.

Резко обернулась. И огромным усилием воли скрыла разочарование во взгляде.

Вот вам и буковка М.

Перед ней стоял смешной юноша Марк. В костюме, при бабочке.

«Вот я овца! Возомнила!» – ругнула себя Татьяна.

Но немедленно одарила парня благодарной улыбкой:

– Привет! Это ты прислал цветы? И вино?

Он кивнул:

– Я еще и весь холодильник забил. Не видела?

– Не-а, – честно призналась. – Я прихорашивалась. Не до еды.

Продолжала сиять, а сама думала: «Значит, у него ключ от моего дома. И еще у кого-то – не сам ведь Марк мыл полы на террасе! И видеокамеры, возможно, есть».

Скрывать вроде нечего – но неприятно чертовски.

Особенно потому, что в спальне не удержалась: вертелась голая перед зеркалом и пропела на оперный манер: «О, Максимус! Ты прекрасен и велик!»

– Выглядишь сногсшибательно! – восторженно изрек Марк.

«Не для тебя старалась», – грустно подумала она.

Но, конечно, поблагодарила.

Они вышли из домика. Машина в этот раз оказалась с крытым верхом.

– Специально такую взял, чтобы тебе прическу не растрепало, – прокомментировал юноша.

«Что тебе от меня надо?» – в раздражении подумала Татьяна.

Сел сзади, рядом. Придвинулся вплотную. Поглядывает – одновременно робко и жадно. Как отвязаться от бедняги?

К счастью, театр оказался в трех минутах езды.

– Ничего себе! – выдохнула Таня, когда увидела.

На холме, в стороне от магазинов и жилых кварталов, возвышалось чрезвычайно изящное, с шестью гордо взметнувшимися колоннами, здание. Под крышей – в пику коням Большого – восседал Нептун в окружении русалок, нимф и морских коньков.

– Тысяча восемьсот мест. Как в Московском дворце молодежи! – гордо проинформировал Марк.

– А чей проект?

– Святослав Архирейский.

– Я о нем что-то слышала.

– Тоже здесь, на острове, живет.

– Смотрю, вы собрали лучшие умы, – пробормотала Татьяна.

– Так и задумывалось, – не без гордости отозвался Марк.

«Ты-то, малыш, каким образом причастен?» – ехидно подумала Садовникова.

Надо при случае разобраться с этим перцем. Кто он? Откуда столько уверенности? А вдруг… вдруг это и есть младший брат Максимуса? Тот самый поздний ребенок? По возрасту подходит. Правда, обращался властитель острова с парнем будто с собачонкой. Но, может, так и положено с младшими братьями?

К театру со всех сторон стекалась публика. Некоторые выходили из лимузинов, но большинство явилось на «Смартах», «Тико» и прочей мелочи. Многие презентабельные с виду дамы и господа подруливали на простецких велосипедах. Двое веселых юношей прикатили на тук-туке.

Марк вел Татьяну под руку, отвечал на приветствия и просто лучился от важности. Садовникова чувствовала, как ее ощупывают сотни любопытных глаз, и чуть не ежилась от неловкости. В Москве привыкла: только любопытный джигит обожжет горящим взором, а остальные текут равнодушно. Но здесь решительно все, обоих полов, поглядывали на нее. И чего только не читалось во взглядах! Доброжелательный интерес – и надменное равнодушие. Зависть – и любопытство. Одна эффектная девушка взглянула с вызовом и насмешкой. Когда встретились глазами – презрительно фыркнула и отвернулась.

Таня шепнула Марку:

– Чего это она?

– Кто?

– Ну, вон. В розовом платье. Блондинка.

– Злится, – вздохнул Марк. Понизил голос: – Метила на твое место. Но Максимус решил из Москвы свежую кровь призвать.