Дарители. Книга 5. Сердце бури - Екатерина Соболь

Лошадь слушала его излияния с некоторой тревогой в глазах, а потом нерешительно поднесла морду к нему и с силой боднула. Мозг медленно и неохотно выдал Генри сведения о том, что Снежок был белый, Болдер – черный, а эта лошадь – рыжая, и где-то он ее уже видел. Лошадь всхрапнула, приподняв верхнюю губу, и он увидел ее верхнюю челюсть: желтоватые зубищи, кривые и слегка наползающие друг на друга.

«Кривозубая кобыла» – вот что говорила Мойра про лошадь, с которой разговаривал Йенс Кэмпбелл. Воспоминание о Мойре резануло, как ножом, и Генри вздрогнул и пришел в себя. Запах был просто одуряюще прекрасный, и Генри кое-как встал, стараясь дышать через рот. Смирная лошадка, за которую он держался, была привязана к дереву, а неподалеку стояла старая телега, тоже смутно знакомая. Генри сонно предположил, что лошадь и телега попали сюда вместе. И еще одно воспоминание пришло к нему, похороненное под сотнями других событий, но все еще яркое: эта лошадь была запряжена в повозку Джетта, на которой тот приехал в Хейверхилл месяц назад. Телегу пришлось бросить на постоялом дворе, так что ж она тут теперь… Думай, думай. Лошади с телегами просто так не разгуливают, где-то рядом должны быть люди.

Воздух теперь пах печеньем, которым любил угощать Тис, и этот запах отвлекал от размышлений, сужал поле зрения. Генри выковырял немного пакли из щелей в телеге и засунул себе в ноздри, все так же дыша ртом. Запах все равно пробивался, но хотя бы не так оглушительно. Генри повел головой, и взгляд его снова уперся в цветущее дерево: раскидистое, похожее на дуб, только с острыми тонкими листочками. Он наконец заметил, что его ветки шевелятся, хотя никакого ветра нет. Потом он перевел взгляд ниже и пришел в себя окончательно.

Нижние ветки дерева неспешно подпихивали под корни что-то, что Генри принял за лохмотья ткани, а затем увидел среди них бледную руку. Человек. Нет, два человека: дерево было такое здоровенное, что их головы казались крохотными. «Почему они не сопротивляются?» – подумал Генри, а потом увидел, что цветущие ветки прижимаются прямо к лицам бедолаг. Очевидно, запах этих цветов вблизи вводил в полное оцепенение.

Наконец-то происходящее начало складываться хоть в какую-то картину. У дерева явно имелся разум: одни ветки тянули и подталкивали жертв к корням, другие подносили к их лицам свои ядовитые цветы, третьи тянулись к Генри, чтобы он тоже наглотался запаха. Так вот почему Странник сказал, что скриплерам оно не родственник: это дерево и есть чудовище. К счастью, в отличие от лютых тварей, оно хотя бы с места не может сдвинуться. Оно приманивает людей и животных запахом, а потом сжирает – наверное, потому его и назвали зверобоем. Углубление среди корней напоминало раззявленный рот, и туда в данный момент направлялись два бесчувственных тела. Лошадь тоже жадно тянула нос в ту сторону – хорошо хоть, привязь ее останавливала.

Генри медленно выдохнул через нос, все еще держась за седло. Цель ясна, уже хорошо: убить дерево. Оно огромное и древнее, ствол и впятером не обхватить, и силы в нем наверняка полно, раз уж оно сотни лет поедало бедолаг, имевших неосторожность оказаться в этом лесу. Генри уперся ладонями в колени, пытаясь отвлечься от запаха, от желания дать дереву себя убаюкать. Нужно прикоснуться к коре – и дело с концом.

Луч солнца вырвался из-за облаков, просвечивая лес насквозь, и Генри прищурился, сосредотачиваясь. Яростный поединок он представлял себе как-то более героически, а не вот так: держаться за хилую кобылку, заткнув нос паклей и пытаясь не идти на запах печенья. Генри выдавил смешок и выпрямился. Нужно позвать огонь, сделать так, чтобы он наполнил его, как во время поединка с Коготком, – вот только в этот раз придется довести дело до конца.

«Нет, – сказал огонь. – На мою помощь не рассчитывай».

Генри растерянно моргнул. Если он с чем и не ждал трудностей, так это с готовностью огня кого-нибудь прикончить.

– Ты не хочешь забрать кучу сил у древнего существа? – пробормотал он. – Ты рехнулся?

Он зажмурился, изо всех сил стараясь разозлиться, но ничего не почувствовал. Ни крупицы гнева, ни искры огня.

– Эй, – пробормотал Генри, стараясь дышать пореже. Его покачивало от недостатка воздуха, а усыпанные цветами ветки тянулись все ближе. – Эй, ты тут?

«Нет, чаю отошел выпить, идиот. Конечно тут! Я всегда тут. И я тебе не охотничья шавка, чтобы бросаться по твоему приказу! Без меня ты никто, разве не ясно? Я твоя злость, твой гнев, я твое чутье, твоя скорость. Без меня ты вырос бы увальнем, сладеньким добрячком, неспособным зубы показать. Это мое тело, оно мое не меньше, чем твое, и я не буду унижаться, слушаясь твоих приказов. Ты силен, но не сильнее меня».

Генри закрыл глаза и прижался щекой к седлу. Говорить вслух сил уже не было, да это было и не обязательно.

«Может, потом обсудим? Эта дрянь сейчас меня убьет. Я тебе приказываю немедленно…»

«Пусть лучше убьет, – злорадно прошипел огонь. – Мужик в плаще прав: скоро всему и так конец, воздух аж потряхивает от холода и опасности, я в жизни такого не чувствовал. Пусть я не наемся перед смертью, но ты ничего от меня не получишь. Ничего. Твои приказы унизительны, а заставить меня ты все равно не сможешь».

Генри скрипнул зубами. Проклятущая тварь была права: заставить не получалось. Его даже лошадь не боялась и не отшатывалась. К счастью, его брат был самым дипломатичным, а лучший друг – самым болтливым человеком на свете, и Генри кое-чему у них научился: с кем угодно можно договориться.

«Я от тебя не избавился, когда был шанс. Барс предлагал, но я сказал, что ты – часть меня. И где благодарность?» – подумал Генри.

Никакого результата. Он попробовал еще:

«Ты ведь каждый раз побеждал хозяина тела, так? Все разрушители срывались, поддавались тебе и начинали убивать, и тогда убивали их самих: водой, волшебным мечом или еще как-нибудь. Ты тоже подыхал и ждал, когда родится следующий. Напомни мне, в какой именно момент ты был счастлив?»

Прозвучало довольно глупо, но Генри внезапно подумал о том, что еще ни разу не приходило ему в голову: чего, собственно, огонь хочет? Убивать – да, но для чего?

«Понятия не имею, – прошипел огонь. – Ты серьезно думаешь, что заговоришь мне зубы, я размякну и прикончу ради тебя деревце? Мне не нужны твои подачки. Мне нужно все. Абсолютно все. Стать бесконечной силой. Непобедимой. Быть… – Огонь заколебался. Кажется, его о таком раньше не спрашивали. – Не знаю, отстань от меня! Я все равно ни разу не получил ничего похожего».

Руки Генри выпустили седло, и он упал. Из-под дерева доносились какие-то жуткие утробные звуки, но он вслушивался только в себя самого. Не сдавайся, вот чему учил его отец. Никогда, никогда не сдавайся.

«Это, наверное, было большое разочарование, – сонно подумал он. – Ты набирал силу, а потом умирал, так и не поняв, зачем это нужно. Что, если ты можешь что-то большее, чем жечь без всякого смысла? Я предлагаю сделку. Давай посмотрим, ну хоть один раз. Неужели тебе не любопытно? Что будет, если ты наберешься сил, но не захватишь контроль и не превратишь хозяина тела в бешеную тварь?»