Эта песня мне знакома - Мэри Хиггинс Кларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мы еще хлебнем с ней проблем на процессе», — подумал Бэнкс.
Судья обратился к Питеру.
— Я отдаю себе отчет, мистер Кэррингтон, что при размерах вашего состояния не важно, назначу я залог в один доллар или в двадцать пять миллионов долларов. Настоящим сумма залога объявляется равной десяти миллионам долларов.
Он просмотрел список условий освобождения под залог, которые выдвинула прокурор, и одобрил их все.
— Ваша честь, — громко и четко произнес Питер. — Я обязуюсь строго соблюдать все условия освобождения под залог. Уверяю вас, я с нетерпением жду возможности восстановить свое доброе имя на суде и положить конец этому кошмару для меня и моей жены.
— Для твоей жены! Что же ты не вспоминаешь про ту жену, которую ты утопил? А? — послышался в зале громкий крик.
Как и все присутствующие в зале, Бэнкс поспешно оглянулся. В центре зала стоял хорошо одетый мужчина. С перекошенным от ярости лицом он грохнул кулаком по спинке переднего сиденья.
— Грейс была моей сестрой! Она была на восьмом месяце беременности! Ты убил ее нерожденного ребенка! До того как Грейс вышла за тебя, она не пила. Это ты довел ее до депрессии, а потом избавился от нее, потому что опасался получить неполноценного ребенка. Убийца! Убийца! Убийца!
— Выведите этого человека из зала! — распорядился судья Смит. — Немедленно! — Он с размаху грохнул по столу судейским молотком. — Тишина в зале!
— Ты убил мою сестру! — вызывающе прокричал брат Грейс Кэррингтон, перед тем как его выдворили из зала.
Воцарилась мертвая тишина. Ее нарушили надрывные рыдания Глэдис Олторп, которая сидела, закрыв лицо руками.
Когда мы добрались до дома, было шесть часов вечера и на улице успело полностью стемнеть. Дождь по-прежнему лил как из ведра. У огороженной лентой территории, которую еще не успели обыскать, стоял полицейский.
Благодаря оперативным действиям Винсента ночевать в тюрьме Питеру не пришлось. Как только я позвонила ему с сообщением, что Питера арестовали, он договорился о переводе любой суммы залога, какую назначит судья, в банк неподалеку от здания суда в Хакенсаке. Едва процедура предъявления обвинения была завершена, он поспешил в банк, получил чек с банковской гарантией на десять миллионов долларов и вернулся в здание суда, чтобы отдать его в залоговый отдел.
Пока он улаживал формальности, а мы дожидались, когда Питера выпустят, мне позволили посидеть вместе с Коннером Бэнксом и Уолтером Маркинсоном в совещательной комнате при зале суда. По-моему, выходка брата Грейс, Филипа Мередита, стала для них почти такой же неожиданностью и потрясением, как и для меня. А когда в довершение всего душераздирающе разрыдалась мать Сьюзен Олторп, я совершенно утратила чувство реальности. Все это время я не сводила глаз с Питера, и на его лице была такая боль, как будто его жгли заживо.
Все это я высказала Маркинсону с Бэнксом.
Они выразили опасение, что в глазах всех присутствовавших в зале суда разыгравшаяся сцена лишь навредила Питеру, и предупредили, что газеты подадут все в самом невыгодном для нас свете. Даже Маркинсон вопреки своему обыкновению не стал похлопывать меня по плечу.
И тут Коннер Бэнкс задал вопрос, который меня огорошил.
— Не знаете, никто из членов семьи Мередит не угрожал возбудить против Питера гражданский иск по обвинению в насильственной смерти?
Я была ошарашена.
— Нет, — ответила я немедленно, потом поправилась: — Во всяком случае, Питер никогда ни о чем таком мне не рассказывал.
— Наверное, мои слова покажутся вам циничными, — сказал он. — Возможно, Филипом Мередитом движет жажда того, что он считает справедливостью, но не исключено, что он просто хочет вытянуть из Питера денег. А возможно, и то и другое. Он прекрасно понимает, что Питеру сейчас для полного счастья не хватает только еще одного судебного процесса параллельно с судом по обвинению в убийстве.
Когда Питера выпустили, Маркинсон и Бэнкс коротко переговорили с ним, прежде чем возвращаться в Нью-Йорк. Они посоветовали ему попытаться отдохнуть и восстановить силы и сказали, что приедут к нам домой завтра днем.
Я взяла Питера за руку и обнаружила на запястье у него электронный браслет. Мы прошли по длинному коридору и вышли на улицу, к машине. Я наивно полагала, что, когда мы выберемся из здания суда, никакие журналисты не будут поджидать нас у входа. Разумеется, я заблуждалась. Их там были толпы. Интересно, это те же самые люди, которые фотографировали Питера утром, когда его привезли в тюрьму, или свежее подкрепление?
Нас обоих немедленно засыпали вопросами:
— Мистер Кэррингтон, вы можете что-нибудь сказать о…
— Кей, вы знакомы с…
Винсент уже стоял у машины, придерживая дверцу. Мы юркнули на заднее сиденье, проигнорировав вопросы. Когда толпа репортеров осталась позади, мы с Питером обнялись. За всю дорогу до дома мы с ним едва ли обменялись парой слов.
Питер отправился прямиком на второй этаж. Я без слов поняла, что он хочет принять душ и переодеться. Уверена, после целого дня, проведенного в тюрьме, он испытывал физическую потребность отмыться дочиста.
Винсент оставался у нас на ужин. Заявив, что ему нужно сделать несколько деловых звонков, он удалился в свой кабинет в дальнем конце дома.
Я направилась в кухню. Ничто, казалось бы, не способно было сейчас поднять мне настроение, однако аппетитный запах тушеного мяса, булькающего на плите, вызвал у меня неподдельную радость, хотя бы только потому, что это было любимое блюдо Питера. Он сам как-то раз сказал мне об этом. Я испытала горячий прилив благодарности к Джейн Барр — она вспомнила это и приготовила на ужин.
В кухне Гэри Барр смотрел телевизор. Он выключил его, как только увидел меня, но оказался недостаточно проворен. Я успела увидеть, что показывали Филипа Мередита — он давал интервью. На миг меня одолело искушение послушать, что он говорит, но я быстро передумала. На сегодня я наслушалась от него достаточно.
— Куда подать коктейли, миссис Кэррингтон? — спросил Гэри.
Я чуть не забыла, что пригласила на ужин еще и Элейн с Ричардом.
— Пожалуй, в маленькую гостиную.
Мы с Элейн не договорились на определенное время по той простой причине, что не знали, когда Питер окажется дома, но в те несколько раз, когда я ужинала в этом доме еще до нашей с Питером свадьбы, коктейли всегда подавали около семи.
Я поспешила наверх принять душ и переодеться. Питер закрыл дверь, ведущую из гостиной в свою комнату, и я мимолетно удивилась этому, потом решила, что он, наверное, решил ненадолго прилечь. Было уже поздно, но я все равно вымыла голову. Собственное отражение в зеркале показалось мне бледным и усталым, поэтому пришлось пустить в ход содержимое косметички: я нанесла тени для век, подкрасила ресницы, слегка тронула скулы румянами, а губы — блеском. Питер любит, когда я ношу волосы распущенными, поэтому я решила не собирать их в хвост. Мне подумалось, что черные бархатные брюки с шелковой блузкой будут смотреться чересчур празднично, хотя на самом деле праздновать нам было нечего.