Здесь и сейчас - Гийом Мюссо

— И что?

— Так оно и есть, и это настоящее проклятие маяка. Ты словно бы и не прожил эти двадцать четыре года, они как будто существовали только в твоем сознании. Никто из тех, кого ты встречал, о тебе не вспомнит. Все, что ты успел сделать за это время, исчезнет.

Салливан догадался, что мне трудно понять, о чем он говорит, и уточнил:

— После двадцать четвертого странствия я оказался в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. И вернулся в исходную точку: в комнатушку в подвале маяка.

— Но ее же замуровали, — прервал его я.

Дед кивнул.

— Я не сразу понял, где оказался, а когда сообразил, то решил, что останусь там навсегда. К счастью, там лежал мой инструмент, а земляной пол был мягким и влажным. В общем, я взял лопату и принялся копать. Не знаю, сколько времени я копал, восемь часов, десять, но мне удалось выбраться оттуда. Я набрал воды из колодца, помылся, увел велосипед у ближайшего соседа, добрался до ближайшего городка и сел на первый поезд до Нью-Йорка.

Салливан положил вилку для устриц и снова замолчал. Видно было, что вспоминать дальнейшее ему не хотелось.

— В то время нью-йоркское отделение Всемирной организации здравоохранения располагалось в квартале Тертл-Бей, неподалеку от здания Объединенных Наций. Было семь часов вечера. Я ждал Сару у выхода, но она не бросилась мне в объятия, как обычно, когда мы встречались. Она посмотрела мимо, словно мы даже не были знакомы.

Глаза Салливана потускнели, голос стал хриплым.

— Я окликнул ее, попытался заговорить, но она очень холодно мне заявила, что понятия не имеет, кто я такой. Я был в шоке, тем более что видел по ее взгляду: она не лжет, она в самом деле видит во мне незнакомца. Я стал напоминать, сколько мы вместе пережили, говорил об Анне, нашей девочке, обо всем, что с нами за это время случилось. И тут, похоже, Сара меня пожалела, она остановилась и согласилась со мной поговорить. Но не как с любимым человеком, а как с пациентом, у которого мания.

Салливан сжал руки в кулаки.

— Сара достала фотографии, которые носила в кошельке. Показала своего мужа, врача, афроамериканца, и двоих детишек-близнецов, симпатичных мулатов лет по двенадцать. Я онемел, в себя не мог прийти от горя и гнева.

Салливан схватил меня за плечо, встряхнул и крикнул:

— Я не мог согласиться с этим, понимаешь?! Я стал говорить Саре, что это неправда, ерунда, и тогда она меня испугалась. Бросилась бежать. Но я ее догнал. Схватил за руку, заставил меня выслушать. Сказал, что я люблю ее и непременно отыщу нашу Анну. Сара кричала, отбивалась. Спасаясь от меня, она побежала через улицу. И… Встречная машина сбила ее на полном ходу. Сара… Она умерла сразу. Из-за меня.

Салливан плакал. Слезы текли у него по лицу и падали в блюдо с устрицами. Он сотрясался от рыданий. Задыхаясь, он проговорил:

— А что дальше было, не помню. Я не мог пережить, что убил любимую, и, наверное, сошел с ума. Когда я очнулся, то был уже в больнице «Блэкуэлл», в смирительной рубашке, накачанный транквилизаторами.

Я протянул дедушке стакан холодной воды, которую сразу поставили перед нами, но он не обратил внимания на воду и снова попросил налить ему вина. А когда выпил, снова взял меня за руку.

— Запомни хорошенько: все, что ты будешь делать в ближайшие двадцать лет, окажется замком на песке, волна его смоет.

— Поэтому вы разорвали мое письмо к Лизе?

— Это было правильное решение. Но потом я отдал ей письмо. Она была в плохом состоянии, и я подумал, что оно ей поможет. Слабость с моей стороны, но больше я ей не поддамся.

Его руки дрожали, он смотрел мне в глаза.

— На свое несчастье, ты летишь по адской спирали, сынок. Не совершай моих ошибок! Не тащи с собой других.

— Вовсе не обязательно, что все должно повториться, — отважился я возразить, убеждая скорее себя, чем его.

Салливан встал, поправил на голове каскетку и произнес леденящим тоном:

— Поверь, все будет точно так же. Ты пытаешься биться с судьбой. Это не равный бой, ты обречен на поражение.

6

19 часов

Проливной ливень обрушился на Нью-Йорк.

Я пересек Амстердам-авеню, держа одной рукой два пакета с покупками, а другой куртку над головой, спасаясь от потопа. Вот и 109-я, я нырнул в подъезд дома, где жила Лиза. Поднялся по лестнице на последний этаж, нашел ключи под ковриком и вошел в квартиру, которая становилась мне все роднее.

— Привет, Ремингтон!

Я зажег свет в прихожей и понес пакеты на кухню. Лиза вернется через час, не раньше. Я успею приготовить что пообещал.

После нашего разговора я проводил Салливана домой. Переоделся, взял немного денег и по совету деда отправился в контору «Стэн, переписка», где провел час и где мне сделали фотографии для паспорта, а заодно и фальшивый паспорт взамен утраченного.

Потом бродил по Манхэттену, и настроение у меня было хуже некуда. Я чувствовал, что один на свете и никто не может мне помочь. Все, что рассказал Салливан, было правдой, у меня не было будущего, и надеяться было не на что. Все горизонты передо мной закрыты. Я марионетка в руках кукольника, и через три недели у меня отнимут самые лучшие годы моей жизни.

Но что толку расстраиваться? Я решил радоваться простым радостям. Пошел и купил себе кулинарную книгу в одном из магазинчиков Сохо, а потом отправился в «Дин&ДеЛюка», чтобы набить холодильник Лизы продуктами.

— Кот! У меня для тебя сюрприз! — объявил я и вытащил из пакета банку кошачьих консервов.

Я положил коту в мисочку рыбного паштета и стал выкладывать на стол остальное: два ананаса «Виктория», стручок ванили, палочку корицы, два зеленых лимона, немного бадьяна, утиные грудки, картошку, баночку меда, лук-шалот, чеснок и пучок укропа.

Посмотрел и испугался. Я дитя микроволновок и зеленого салата. Не готовил ни разу в жизни, но делать нечего, я открыл кулинарную книгу и нашел рецепт «Утиные грудки с картофелем по-сарладезски» и еще один рецепт «Карпаччо с ананасом». Добрый час я трудился не покладая рук. Заодно включил радио и с жадностью ловил новости. Ведь я ни о чем понятия не имел — жуткий теракт в Оклахома-Сити, неожиданный оправдательный приговор О’Джею Симпсону, провал реформы системы здравоохранения Билла Клинтона…

Погуляв по станциям, послушал новые хиты, познакомился с новыми группами — Oasis пел Whathever,[26]а мои любимые певцы исполнялняли новые композиции: Брюс Спрингстин — Streets of Philadelphia,[27]Pink Floyd — High Hopes…[28]