Мартин Борман. Неизвестный рейхслейтер. 1936-1945 - Джеймс Макговерн

Морель опробовал на своем пациенте по крайней мере двадцать восемь микстур, часть из них полезных, часть — вредных. Группа профессиональных врачей сочла, что одно из лекарств Мореля, состоявшее из смеси белладонны и стрихнина, постепенно отравляло фюрера. Гитлер отмахнулся от нее и продолжал пользоваться услугами Мореля, который услужливо снабжал своими снадобьями большинство других представителей узкого круга собеседников в «Волчьем логове». Борман воздерживался от употребления этих снадобий. В свои 43 года, здоровый и крепкий, хотя и мучившийся иногда головными болями, глава партийной канцелярии держался подальше от гротескового шарлатана, который прислуживал слабеющему фюреру.

Несмотря на частое употребление лекарств и ведение нездорового образа жизни, нельзя исключать того, что моральная и физическая деградация Гитлера происходила главным образом из-за прозаического нервного расстройства, которое поражает, без всяких предварительных симптомов и признаков, миллионы людей в возрасте 50–60 лет. Из множества врачей, лечивших Гитлера в то или иное время, ни одному не было позволено подвергнуть его тщательному клиническому обследованию. Но некоторые врачи полагали, что он демонстрировал очевидные внешние симптомы болезни Паркинсона.

Конкретная причина болезни фюрера неизвестна. Она не связана с каким-либо видом деятельности, конкретным местом проживания или расовой принадлежностью. Она подкрадывается медленно и незаметно. По мере прогрессирования эта болезнь характеризуется дрожью конечностей и онемением определенных мышц. Пораженные нижние конечности больного не дают ему возможности бегать. Такой больной страдает припадками тревоги и нервной депрессии, а также часто дает волю истерическим вспышкам.

Онемение затрагивает, в частности, лицевые мышцы, вызывая неподвижность, квалифицируемую как явная «маска Паркинсона». Болезнь серьезно снижает дееспособность, но редко приводит к фатальному исходу. Нет проверенных способов лечения, которые могут замедлить течение болезни или избавить от нее.

Стал ли Гитлер жертвой болезни Паркинсона, или его недуг имел неизвестное происхождение, но он перестал быть человеком, каким его знали прежде. И по мере усиления болезни фюрер все больше попадал под влияние своего энергичного секретаря. Теперь Борман полностью доминировал в окружении Гитлера. Постоянно находясь при фюрере или появляясь по первому требованию, Борман стал единственным каналом связи с Гитлером, хранителем его секретов, лицом, издающим от имени вождя приказы.

«Предложения Бормана так точно формулируются, — заметил однажды Гитлер одному помощнику, — что мне нужно только сказать «да» или «нет». Вместе с ним я справляюсь за десять минут с горой документов, из-за которых другие отнимают у меня целые часы. Когда я прошу его напомнить мне о делах шестимесячной давности, то могу быть уверенным, что он выполнит это».

Вальтер Шелленберг, начальник политической разведки службы безопасности (6-е управление РСХА), признавая таланты Бормана, весьма цинично оценивал способ их реализации. «Он обладал способностью упрощать сложные вопросы, коротко о них докладывать и выделять существенные моменты в нескольких ясных фразах, — вспоминал позднее Шелленберг. — Он делал это настолько умело, что даже его самые короткие доклады содержали в подтексте решение».

Подталкивал ли Борман фюрера к тому, что хотел сам? Гитлер так не думал. Фюрер не терпел жалоб в адрес своего секретаря. «Я знаю, что он груб, — говорил Гитлер, — но все, за что он берется, выполняется. Я могу вполне опереться на это. Со своей грубостью и беспощадностью он всегда следит за тем, чтобы мои приказы выполнялись». Видимо, фюрер полагал, что Борман единственный человек, на которого он всегда мог рассчитывать. Прежние друзья и сторонники не оправдали его ожиданий, а некоторые из них выбыли из строя.

Эрнста Рёма убили по приказу Гитлера. Гаулейтера Франконии Юлиуса Штрайхера, развратника, садиста, совершавшего марш вместе с Гитлером, Гессом и Герингом во время пивного путча 1923 года, пришлось отстранить от должности в 1940 году, когда его поведение приняло слишком скандальный характер даже среди нацистов. Гесс содержался пленником в Англии. Геринг сильно располнел и стал слишком много потворствовать своим желаниям. Его облачения становились все более экстравагантными. Во время визита в Италию Геринг, по описанию министра иностранных дел этой страны Чиано, появлялся в «большой соболиной шубе, чем-то среднем между той, что носили автолюбители в 1906 году, и той, что надевали проститутки во время посещения оперы». Геринг больше не воспринимался Гитлером всерьез после того, как люфтваффе оказались неспособными доставлять грузы продовольствия и всего остального окруженным в районе Сталинграда. Но он продолжал вести сибаритский образ жизни, и Борман, живший в суровой обстановке «Вольфшанце», презирал Геринга за это. Фрау Геринг была убеждена, что Борман устроил прослушивание телефонов Геринга в Берхтесгадене и слышал все их приватные разговоры с мужем.

Военные стали теперь просто послушными исполнителями воли Гитлера или объектами его мстительной злобы. Гиммлер, «верный Генрих», до определенной степени сохранял расположение фюрера, но даже его положение не было прочным. Почему — полагал, что знал это обергруппенфюрер (соответствует генералу рода войск в вермахте и генерал-полковнику в Красной армии. — Ред.) Готтлоб Бергер, руководитель Главного административного управления СС (то есть заведовал и всеми концлагерями). «В 1942 году началось это ужасное недоверие Гитлера, — рассказывал Бергер позднее, — и в ряд лиц, не заслуживающих доверия, он включил также Гиммлера. Борман делал вид, что не замечает этого. Некоторые люди называли такую политику умной, но я скажу, что это крайне недостойная политика. Ведь он искусно ухитрялся добиться всего, представляя многие вещи Гитлеру в определенном свете. До этого Гиммлер ощущал себя весьма могущественным деятелем, и вдруг он почувствовал, что это совсем не так… В это время он был так не уверен в себе, что хотел как-то связаться с Борманом или, скорее, подчиниться Борману».

Реалистичный Геббельс начал поиски компромисса с Борманом без особой надежды на успех. «Я заметил впервые, — писал в своем дневнике секретарь Геббельса Рудольф Заммлер, — что Геббельс признается доверенным лицам в своем бессилии одолеть Бормана. Он стремился не допустить, чтобы между ним и главой партийной канцелярии возникло хоть какое-то недоразумение. Как он непоследователен! Еще позавчера он пренебрежительно отзывался о среднем интеллектуальном уровне Бормана. Он называл его примитивным гэпэушником. (ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление) являлось в СССР в 1923–1934 годах ведомством, перед которым стояла задача борьбы с контрреволюцией, включая шпионаж. До 1923 года называлось ГПУ, до 1922-го (с декабря 1917-го) — ЧК. В 1934 году ОГПУ было упразднено и создано ГУГБ (Главное управление государственной безопасности в системе НКВД СССР). — Ред.) Сегодня обнаруживается, что он боится Бормана».

Менее высокопоставленные, чем Геббельс, фигуры старались лишний раз не встречаться с Гитлером, которого опекал Борман. Одним из таких людей был Генрих Хоффман, личный фотограф Гитлера и человек, который познакомил фюрера с Евой Браун. Хоффман был закадычным другом Гитлера со счастливых предвоенных времен. Для близких друзей фюрер был тогда обаятельным парнем, верным дружбе, любящим собак и детей. Он удовлетворялся простыми удовольствиями, такими как венское печенье и конфеты.