Часовня погубленных душ - Антон Леонтьев

Катя уже несколько раз бывала на похоронах. Бабушка все равно не особенно интересовалась, чем занимается в свободное время внучка. Старушка в последнее время серьезно сдала, часто просто замирала с раскрытым ртом, забыв, о чем только что вела речь, и потеряв нить повествования. Она любила свою единственную внучку, в этом Катя не сомневалась. Но годы и странная болезнь, про которую бабушка никогда не говорила, а если все же говорила, то шепотом и с великим почтением, брали свое.

В последние месяцы бабушка сожгла уже три сковородки и два чайника – ставила их на плиту, а потом усаживалась в кресло и крепко засыпала. Больше всего Катя боялась, что, вернувшись однажды из школы домой, увидит занавески на кухне, объятые пламенем. Поэтому она постепенно взяла на себя функции хозяйки. Бабушка сначала упорно возражала, а потом вдруг необычайно легко согласилась.

Однако убираться в доме, драить полы, чистить картошку, стирать вручную белье и развешивать его во дворе Кате не нравилось. Но что делать, никого, кроме бабушки, у девочки не было. Имелась, конечно, еще мать, и жила она вовсе не в другом городе, а все в том же Заволжске, но с ней Катя знаться не хотела. Да и не считала она эту сутулую женщину с испитым лицом и грубым голосом своей матерью. Даже, видя на улице, частенько около пивного ларька или водочного магазина, отворачивалась, больше всего боясь, что та ее узнает и, разыгрывая для собутыльников заботливую мамашу, начнет тискать, прижимать к себе, целовать, обдавая перегаром, называя «рыбонькой» и «родненькой кровиночкой».

Отец Кати умер много лет назад, когда она была еще крошкой, – погиб на заводе. Произошел несчастный случай: на него наехал товарный вагон. Позднее мать утверждала, что именно тогда и начала пить, желая заглушить боль от внезапной кончины ее любимого Стаськи. Но все было не так, потому что, сколько Катя себя помнила, родительница частенько приходила домой пьяной. Домой – это когда у них еще был дом, где жила их дружная семья: мама, папа и она, дочка Катя.

Отца Катя помнила смутно. Скорее, не человека, а образ – его задорный смех, мускулистые руки, подбрасывающие ее, визжащую от ужаса и радости, к самому потолку, его пшеничные усы. А затем, в один день, все изменилось. На похоронах отца разыгралась ужасная сцена – мать набралась под завязку, причем еще до того, как гроб опустили в могилу и состоялись поминки в кафе «Мишка на Севере», и изображала из себя убитую горем вдову. Впрочем, кто знает, наверное, таковой и являлась, но уж слишком она упирала на свое горе, слишком театральным и фальшивым было его проявление. Балансируя на коленях на краю могилы, женщина подвывала, рыдая и причитая, а потом попросту свалилась туда – прямо на крышку гроба! И долго не могла выбраться из могилы, вопя, чтобы ее закопали вместе с мужем. И только когда один из гостей предложил ей выпить, помянуть покойника и помахал бутылкой беленькой, мать быстро выкарабкалась из могилы и стала жадно, прямо из горлышка, хлестать водку.

Такого позорища бабушка своей невестке простить не могла. Да и не хотела. Она всегда считала, что «эта» не пара ее трудолюбивому и старательному Стасику, которому уже и невесту присмотрела – тихоню и красавицу, а сын взял да и влюбился в вульгарную бабищу.

Посему бабушка забрала внучку к себе. Затем добилась, чтобы невестку лишили родительских прав – к тому времени мать уже потеряла работу на обувной фабрике, потому что постоянно являлась пьяной и употребляла горячительные напитки во время смены, склоняя к тому же и других. Так и началась жизнь бабушки и внучки в однокомнатной квартире в самом центре Заволжска.

В школе все прекрасно знали о семейных обстоятельствах Кати, и если учителя относились к ней с сочувствием, то одноклассники были безжалостны. Ее мать давно превратилась в городскую достопримечательность – наподобие одетой и зимой, и летом во все черное Ведьмы, которая со своей тележкой шлялась по Заволжску, собирая колдовские травы и коренья. Только Ведьма была личностью хоть и колоритной, но безобидной, а вот мать Кати – совершенно иное дело: ее множество раз видели валявшейся в совершенно пьяном виде в парке или около водочного магазина.

Кто-то распространил по школе гадкий слушок, мол, мать Кати за бутылку готова на все, в том числе и продать свое тело желающим, и парни из старших классов, гогоча, заявляли Кате в лицо, что ставили ее мамаше чекушку, и та за это соглашалась… Затем шли такие мерзкие и гадкие вещи, от которых вяли уши даже у самых отпетых хулиганов. В подобных случаях Катя бросалась на обидчиков с кулаками, но справиться с целой бандой она, конечно же, была не в состоянии. Драться с ней мальчишки считали ниже своего достоинства, поэтому просто пихали ее в грязь и плевали в лицо, что было гораздо обиднее и страшнее любых побоев.

Скоро Катю уже не звали иначе, как «дочкой алкашки» и «отпрыском шлюхи». Все усугубляло то, что девочка была одной из лучших учениц в классе, и многие бесились – вот странно, мать ее закладывает за воротник, меняет мужиков каждую неделю, Катя живет с сумасшедшей бабкой и каким-то образом умудряется добиваться таких успехов! К тому же Катя не давала никому списывать, невзирая на просьбы, мольбы и угрозы. Никому, кроме Оли.

Сначала Оля тоже была одной из тех, что издевались над Катей и дразнили ее. С ней-то она и сцепилась на пустыре. Девчонки катались по грязи, мутузя друг друга, вырывая волосы, расцарапывая физиономии. А потом от бабушки Катя узнала, что у Оли семейная ситуация не лучше, чем у нее самой, у нее не мать пила, как в случае с Катей, а алкоголиком был отец. Вскоре мужчину отправили на излечение в психиатрическую больницу, и над этим в школе, конечно же, не издевался только ленивый, дразня Олю «дочкой психа» и предлагая ей отнести передачку своему папаше в палату для буйнопомешанных (отец девочки, оказывается, страдал также каким-то тяжелым психическим заболеванием).

О Кате быстро забыли, переключившись на новую жертву – на Олю. Все, кто раньше издевался над Катей и ее матерью, поливали теперь грязью Олю и ее отца. Тогда-то Катя и почувствовала симпатию к боевитой девчонке с растрепанными рыжими волосами и вечно раскорябанными коленками, которая больше походила на сорванца-мальчишку.

Однажды, когда после окончания занятий около школы собралась целая гоп-компания, преследовавшая Олю, швырявшая ей в спину щебенку и комки глины, Катя вступилась за нее. Вместе они дали отпор обидчикам, обратив их в бегство. С того момента и началась их дружба.

Их вскоре оставили в покое, называя «двумя идиотками», побаиваясь напора и темперамента двух девчонок. Даже парни из старших классов прекратили издеваться над ними после того, как Катя с Олей набросились, словно дикие кошки, на Серегу Жирняка, предводителя школьной шпаны, и знатно отделали на глазах его «шестерок». Тот потом неделю не показывался в школе, а когда все же появился, его блинообразную физиономию украшал небывалый фингал. Он поклялся, что девчонки за это поплатятся, на что Оля заявила: если хочет еще раз получить по морде, то всегда пожалуйста, может обращаться к ним в любое время дня и ночи.

А затем школьная шпана нашла себе новую жертву, и об Оле с Катей забыли. Вернее, их обходили стороной – общаться с ними считалось зазорным.