Тетрадь кенгуру - Кобо Абэ

– Ты прав. Это псевдоним, которым я пользуюсь только на поединках по каратэ. Сам знаешь, как японцы не любят местоимения второго лица. Вам удобнее псевдонимы.

– Ты говорил про какие-то исследования. Что ты такое исследуешь?

– Ты когда-нибудь думал, что можешь прибегнуть к эвтаназии?

– Еще чего!

– Давай без эмоций. Если вдруг понадобится, я всегда к твоим услугам. Говоря по-простому, эвтаназия – это лучший, совершенно безболезненный способ самоубийства.

– Как я понял, у тебя тема – «Смертельные аварии».

– Точно. – Убийца улыбнулся. Уголки его глаз чуть опустились, он выглядел совершенно счастливым. – Если коротко, термин «смертельные аварии» лучше всего символизирует современную смерть. Это одновременно явное самоубийство и столь же явное убийство. Виновник в нанесении вреда и пострадавший – близкие люди, братья. Ускорить смерть, чтобы отсрочить ее, – вот как приходится изворачиваться, чтобы свести баланс в банковской книжке, которая называется цивилизацией.

– Убийца! Ты собираешься с ней жить?

– Она медсестра, в половом воспитании не нуждается… Что делать? Я пошел в магазин и купил книгу «Тесные врата», чтобы немножко подучиться.

– Это роман, который Жид написал?

– Роман? Я думал, она про то, как уговорить девушку.

– Фу! – Стрекоза сняла форменную шапочку и тихо сказала: – Американцы абсолютно не стыдятся своего невежества.

– Зато мы не играем в куколок, как ваши взрослые мужики.

– А Жида вы не читаете?

– А японцы читают?

– Я не читала, – призналась Стрекоза. – Я недавно прочитала «Родину женщины с разорванным ртом и рыбы с человеческим лицом». Очень понравилось.

– Еще есть веселая история о девочке Ханако – школьнице-призраке.

– Это о чем?

– В школьном туалете, куда ходят девочки, кто-то стучится в четвертую кабинку и спрашивает: «Ханако-сан здесь?» И слышит в ответ: «Да, я здесь»…

– Класс! Можно записать?

Американец достал электронную записную книжку и принялся быстро тыкать клавиши. Люблю таких парней.

– Убийца, это, конечно, шутка, что ты говорил про Жида?

– Японцы, в сущности, люди сердечные, правда?

Из почтового ящика во входной двери вывалилось несколько писем. Стрекоза с ловкостью фокусника, мечущего карты, стала одно за другим отправлять их в корзинку для ненужных бумаг.

– Убийца, а что ты по своей философии думаешь о кенгуру?

– Подвержены ли сумчатые изменениям под воздействием окружающей среды или нет? Вопрос, конечно, трудный…

Стрекоза щелкнула ногтем по последнему письму:

– Бесполезно. Сегодня тоже нет. Только извещения об уплате членских взносов. Мое доверие к Обществу Дракулы кончилось.

– Но они же тебе медаль выдали.

– Такие медали в игрушечных магазинах продают.

– Говорят, в Румынии, как Чаушеску сбросили, почта стала никуда. И еще ходят слухи, что граф Дракула VIII собрал отряд партизан и хочет подчинить себе Трансильванию…

Я не заметил, как погрузился в глубокий сон.

Когда проснулся, оказалось, что снова лежу на кровати. У изголовья стоял термос, в нем карри с рисом. Я выпил горячего молока и банку овощного сока. Томат с зеленым перцем показался необычайно вкусным. Стало так хорошо, что слезы потекли.

Я снова задремал.

Очнулся от холода. Натянул одеяло на голый живот. Было темно, и я не имел представления, который час. Голые пятки кусали комары. Оторвав росток дайкона, я размял его в пальцах и понюхал. Особо ничего не изменилось. Интересно, чем там, за дощатой стенкой, занимаются Мистер Киллер и Стрекоза?

Напряг слух. Слышались разные звуки, которые доносил вбиравший их в себя ветер. Прижался ухом к стенке. Ветер завывал сильнее, и таинственные звуки приобретали еще больше таинственности.

Заболела шея. Я засыпал и просыпался. Снова и снова.

Где-то перед рассветом зевнул во весь рот. В челюсти что-то щелкнуло. Неужели вывихнул?

Попробовал поставить челюсть на место, но тут же вздрогнул от резкой боли. Если лежать не шевелясь, терпеть еще можно, но что делать со слюной? Да и верхнее нёбо стало сохнуть. Я даже говорить не мог.

Я вспомнил наклейку на стеклянной двери.

Наплевав на все приличия, я молотил по стеклянной двери.

Скоро замигал фонарик, включилось электричество. Стрекоза в тонкой креповой пижаме. Алиби ни у кого не было.

– В чем дело?

Чего тут объяснять? Все понятно. Одного взгляда достаточно. Я только несколько раз указал пальцем на свою челюсть и наклейку на двери.

По лестнице спустился Убийца в банном халате на голое тело. В этом наряде его фигура казалась еще массивнее. Пахло дешевым виски. Или мне показалось?

Меня положили лицом вниз на расстеленную в прихожей шкуру кенгуру. Мой подбородок покоился на колене мастера Убийцы. Длинные волосы щекотали ноздри, и я расчихался. Он с криком врезал мне локтем по затылку. У меня было ощущение, будто у меня из ушей выдернули плоскогубцами все косточки. Так невежливо со мной еще никто не обращался.

Я пришел в себя в другой клинике. Довольно большой, как мне показалось. В одной палате лежало восемь человек. В изголовье моей кровати висела бирка с надписью: «Этаж 8А. Ортопедическая хирургия. Легкий случай». Кровать вроде была поуже атласовской.

Я услышал странный успокаивающий звук. Это легонько постукивали друг о друга кубики льда в пакете, которым была обложена моя челюсть.

В сон просачивались звуки телевизора, клочки воспоминаний.

Длинная игла уколола меня за ухом и в шею, сзади с правой стороны – местная анестезия.

Лицо прижато к стеклянной пластине – рентген.

Большой резиновый молоток несколько раз сильно стукнул по голове, у виска. Благодаря анестезии боли не было.

Массаж… влажный компресс и пузырь со льдом…

– Легкое воспаление сухожилия. Кость не затронута. Госпитализация не требуется.

– Но я потерял сознание.

– Просто сотрясение мозга.

И снова я спал и видел сон.

Запах гёдза, обрывки возгласов неодобрения. О чем это все? Не понимаю. Кто-то крутит мне нос. Щелкает языком. Лупит меня по щекам. Пузырь со льдом съехал на рот, заткнув его, словно кляпом.

Кажется, что-то из этого сна происходило на самом деле. Когда я открыл глаза, у меня сочилась кровь из носа, а щека горела и опухла. Я не имел ни малейшего представления о том, почему со мной так обращались. Наверное, это наказание за что-то. Нет, скорее, такая пытка.