Миледи и притворщик - Антонина Ванина

– А сарпальские жрецы и колдуны, они что-нибудь знают? Ты говорил с ним об этом?

Стиан даже не посмотрел на меня и продолжил заниматься рыбой, будто не слышал моих слов, не слышал ноток паники в моём голосе.

– Стиан, я не поверю, что ты не спрашивал их. Ты же исследователь фольклора, ты только о непознанном со всякими ясновидцами и говоришь.

– Говорю. И поэтому знаю немало преданий, что если убить леопарда-оборотня, то тело колдуна, чья душа в тот момент была в зверином теле, тоже погибнет.

– А если их души будут каждая в своём теле, что случится тогда?

– Я слышал, что если убить такого колдуна, то вскоре в лесу найдётся мёртвый леопард, с которым он был связан. Из этого я делаю вывод, что это правило справедливо и в обратном направлении.

Нет, только не это, только не так…

– Значит, должен быть ритуал, который развяжет тайный узел и разделит ваши с Гро души.

– Я и хотел разрушить эту связь, когда принял предложение чудодеев уйти на долгие годы в Пустошь Безмолвия.

Что? Он говорит о том самом дне, когда мы прошли через огненные врата в пустыне Мола-Мати и оказались в неведомом месте на границе других миров?

– Да, – продолжал делиться со мной Стиан, – там я отдал бы Жанне годы своей жизни, зато Гро не забрал бы их с собой в Верхний мир. А я бы вернулся в это мир через много-много лет седым старцем, но вернулся бы…

Так вот почему он так рвался в запредельный мир, не дорожил собственной жизнью и был готов пожертвовать ею ради Жанны. Вот в чём истинная причина – в Гро и их мистической, но губительной для Стиана связи. А я не дала ему её разрушить, отдав чудодеям мой амулет со скорпионом…

– Постой, а как же северные погонщики собак? Если шаманы частенько связывают их души с душами упряжных псов, то можно выяснить у этих самых каюров или их родственников, пережили ли они своих собак или нет.

– Я тоже думал об этом, но увы, каюры не спешат афишировать свои тайные связи со зверьми. Соседи могут не понять и обвинить их в оборотничестве и злых намерениях.

– А ты пробовал отыскать ту шаманку, что вас связала, и попросить её развязать колдовской узел?

– Пробовал, но узнал только, что Кирсигаут давно мертва. А другой шаман ни за что не возьмётся за разрушение колдовства, которое сотворил другой шаман из-за страха накликать на себя его гнев прямиком из загробного мира.

– Значит, за это возьмётся какой-нибудь сарпальский жрец, – была уверена я.

– Это вряд ли.

– Но почему? Им то чего боятся гнева северных духов?

– Не в духах дело, а во мне. Я уже не раз обращался к жрецам и даже к ведьмам, но стоило им взглянуть на меня, и они дружно начинали вещать, что в моих жилах течёт стылая кровь, она-то и сковывает холодом их разум и не даёт заглянуть в мою душу до конца.

– Почему твоя кровь стылая? – холодея от одного лишь звучания этого слова спросила я.

Стиан пожал плечами:

– Думаю, всему виной тайна моего рождения. Кажется, мне было лет пятнадцать, когда после очередной медкомиссии мама призналась мне, что никакой я не семимесячный, что на самом деле я родился полноценным здоровым ребёнком, так что не стоит мне слушать пустые предостережения врачей. Только лет в двадцать я случайно задумался над этой информацией, отсчитал от своего дня рождения девять месяцев и понял, что я, пожалуй, единственный в мире человек, кто был зачат на оси мира прямиком под Ледяной звездой. Не знаю, как моим родителям это удалось, но это факт. Я ещё никому об этом не говорил, но сарпальские ворожеи видят мою суть насквозь и потому вещают, что моя душа спустилась в чрево моей матери с холодных небес и теперь смотрит на этот мир через мои стылые глаза. Вряд ли, говоря о холоде, они имеют в виду черты моего характера. Думаю, их слова стоит понимать буквально – моя холодная душа спустилась на землю прямиком с оси мира, а стылые глаза обрели цвет Студёного моря, что омывает Осевой остров, где я и был зачат. Вот такой вот поэтический образ… Эмеран, куда ты? Что-то случилось?

Я и сама не поняла, зачем вскочила с места – до того мне было больно и страшно слышать всё то, что он мне только что сказал. Не желая выдавать себя, я ринулась к палатке, схватила камеру с сумкой и отправилась в сторону леса.

– Мне надо работать, – кинула я Стиану. – Хочу подкараулить обезьян и каких-нибудь птиц. Наверное, придётся сидеть в засаде. Так что буду нескоро. Не жди меня к обеду.

Я пропустила мимо ушей его вялые протесты и просьбы не уходить далеко. Мне сейчас было не до предостережений. Я пыталась собрать волю в кулак и привести беспросветные мысли в порядок.

Вот он, мой суженый из пророчества Нейлы – стылый муж, от которого я рожу четырёх детей, но в нашем доме будет жить ещё и пятый, хоть и не мой. Это же малышка Жанна. А Стиан – моя судьба. Но почему же такая скоротечная?

За какой срок можно произвести на свет четырёх детей, если рожать их одного за другим? Четыре? Нет, у меня здоровья на это не хватит. Значит, лет за семь. Интересно, Гро сможет дожить до своего девятнадцатилетия? А если я рожу две пары близнецов? Это же означает, что нам со Стианом осталось провести вместе всего лишь два или три года. А если будет четверня? О нет, я не хочу, чтобы мы, так скоро потеряли друг друга.

Это невыносимо – думать и гадать, сколько ещё лет нам отпущено быть вместе. А ведь Стиан даже не хочет быть со мной, он гонит от себя эту мысль. Принц и зарок не связываться с несвободными женщинами – это просто отговорки. Он в принципе не собирается связывать себя узами брака, потому что знает, что вскоре оставит свою избранницу вдовой.

И опеку над Жанной он изначально переложил на родителей не потому что так было удобнее оформлять документы, а потому что он знает, что никогда не увидит, как она закончит школу, как станет юной девушкой, как выйдет замуж и родит детей. Он просто хотел, чтобы у неё была семья. Всегда, невзирая на то, вернётся ли он из очередной поездки живым и как долго протянет его хвостатый приятель. Он знал, что ему не придётся растить Жанну, потому сделал всё, чтобы своим отцом она считала другого мужчину и больше не переживала муку от потери самого близкого человека.

Стиан всё предусмотрел, всё рассчитал, лишь бы смягчить удар для самых близких людей после того, как он их навсегда покинет. Он и мне не хочет делать больно, потому и не позволяет нам сблизиться, всё время отталкивает меня от себя. Но мне-то от этого становится ещё больнее.

Что мне теперь делать? Отказаться от наречённого, выкинуть из головы всякие пророчества и не начинать заведомо провальные отношения? Но ведь от собственной судьбы не убежать, да и не хочу я этого делать. Я хочу, чтобы и Стиан понял, что нельзя растрачивать оставшееся ему время на бегство от самого себя и своих чувств. Своим желанием не расстраивать меня он мне же и делает больно.

Я теперь ясно для себя поняла: сколько бы лет нам со Стианом не отвели боги, эти годы будут нашими и только нашими. Я для себя это чётко решила. Осталось только убедить в своей правоте и его.