Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем - Вячеслав Никонов

В Минске в июле тоже была создана Белорусская Рада. Но она по популярности и влиятельности не могла сравниться с украинской: накал националистических настроений там традиционно был гораздо ниже, а большевизация шла в ускоренном режиме. С 15 по 18 сентября в Минске провели I-ю Северо-Западную областную и фронтовую конференцию РСДРП(б), которая завершила оформление организации большевиков Белоруссии и Западного фронта. 88 делегатов представляли 7132 члена партии и 2058 сочувствующих. 5–7 октября — всего через 20 дней — проводится II конференция. Теперь 453 делегата от 38 591 члена РСДРП(б) и 27 856 сочувствующих. Рост числа большевиков за три недели — в 6 раз![2429] В результате перевыборов Минского Совета в сентябре большевики вместе с сочувствовавшими получили 70 % мандатов.

В Молдавии Съезд представителей молдавских солдат и офицеров Румынского фронта принял резолюцию, в которой объявил «единственной приемлемой формой власти Бессарабии лишь национально-территориальную и политическую автономию, а для неотложного достижения этой цели — создать Верховный Совет Бессарабии»[2430]. 20 октября Первый солдатский съезд постановил создать верховный законодательный орган Бессарабии — Сфатул Цэрий (Совет страны). Оргбюро по его формированию возглавил Василий Цанцу.

Оккупированная немцами с осени 1915 года Литва уже не чувствовала себя частью России. На I Вселитовской конференции 18–22 сентября была создана Литовская тариба (Совет) во главе с Антанасом Сметоной. Часть ее делегатов из числа социал-демократов и клерикалов направилась в Берлин добиваться образования самостоятельной Литвы с превращением Тарибы в Государственный совет. Германское правительство предпочло не спешить, многие ее представители видели Литву просто частью Пруссии.

В соответствии с июньским законом «О временном устройстве административного управления и местного самоуправления Лифляндской и Эстляндской губерний» туда были назначены губернские комиссары Временного правительства. При них были созданы губернские и уездные земские Советы. Общеэстонский губернский Совет распространял свою деятельность на Эстляндскую губернию исевер Лифляндской; Общелифляндский — на оставшуюся часть Лифляндии.

В Латвии большевики получили большинство в Советах еще в мае, когда на их сторону перешел Рижский Совет и объединенный Совет латышских стрелков. Меньшевики до Октября контролировали только Исполком Совета солдатских депутатов дислоцировавшейся там 12-й армии. На выборах в местные органы самоуправления летом 1917 года большевики получили в Риге 41 % мест, на перевыборах Лифляндского Земского совета 20 августа — 60 % мандатов[2431]. Потеря Риги еще больше радикализировала политические настроения в оставшейся под российским контролем части Лифляндии и в латышских частях. 3 октября Исполком Совета латышских стрелков полностью солидаризировался с оценкой Петросоветом кабинета Керенского как правительства гражданской войны и выразил готовность двинуть «свои вооруженные силы, отстоять завоевания революции от посягательств контрреволюционных керенских, коноваловых и компании»[2432].

В середине августа на II конференции Северо-Балтийских организаций РСДРП(б) было создано Эстляндское бюро партии. Почти в то же время прошла конференция сельскохозяйственных рабочих и безземельных, которая приняла резолюцию «Об автономии Эстонии». При перевыборах Городской думы Ревеля (Таллина) в августе большевики получили 31 место из 101-го, эсеры — 22, меньшевики — 12, председателем Думы стал большевик Ян Янович Анвельт. В Нарве на выборах в гордуму большевики получили 17 мест из 35-ти. 27 сентября Ревельский Совет и Исполком Советов Эстонии заявили о готовности ревельского гарнизона поддержать переход власти Советам. На II съезде Советов Эстонии из 34 делегатов 26 были большевиками. Позиция эстонских большевиков по нацвопросу заключалась в том, чтобы «Эстляндия, оставаясь частью Российской демократической республики, получила автономию, т. е. чтобы эстляндское самоуправление было во всех местных делах вполне самостоятельным»[2433].

Бурлили Северный Кавказ и Закавказье. Генерал Половцев был назначен командиром Кавказского туземного конного корпуса и из Петрограда подался во Владикавказ. «Русские части… состоящие главным образом из дружин ополчения, сформированных во время войны для несения гарнизонной и караульной службы в тылу, распропагандированы большевиками вовсю… У казаков старики, оставшиеся дома, настроены скорей консервативно, но молодежь, возвращающаяся с фронта, очень ненадежна и пропитана большевистскими идеями. Большевики основали свой центр в Моздоке и оттуда ведут энергичную пропаганду, имеющую успех и среди туземцев».

Ситуация там была — черт ногу сломит. Владикавказ являлся одновременно столицей «двух автономных держав: Терского Казачьего войска и Союза горских племен. Этот союз был составлен из представителей Дагестана, Чечни, Ингушетии, Осетии, Кабарды и черкесских племен, но последние, находясь на Кубани, были, кроме того, объединены с Кубанским казачьим правительством. Союз именовал себя Горской республикой, хотя определить границы этого государства не всякий мог бы. Председателем республики был избран мой старый приятель Чермоев… Терским атаманом состоит Караулов… Горцы совместно с казаками образовали объединенное Терско-Дагестанское правительство, и сие правительство постановило назначить меня главнокомандующим всех вооруженных сил своей территории, как туземных, так и казачьих, и русских строевых… Как командир Кавказского туземного конного корпуса я подчинен штабу Кавказского фронта, ибо война еще не кончена, а с другой стороны, я военачальник самостоятельной державы… Один из моих полков, Тарский, стоит в Елисаветполе, на территории другого государства, а именно Закавказского союза, а Черкесский — в пределах Кубанского государства. Казачьи части подчиняются мне только в оперативном отношении, да и то из милости».

Половцову влиять на ситуацию на Северном Кавказе не удавалось никак: «А хаос — невероятный! Грабежам и междоусобным браням нет конца, разные правительства издают декреты, пишут воззвания и занимаются дипломатической перепиской друг с другом, но жизнь и, весьма притом бурная, идет своим чередом, а во многих местах власть фактически захвачена комитетами с определенно большевистскими тенденциями».

Постоянно вспыхивали межнациональные конфликты. «Особенно плохо между терскими казаками и ингушами, главным образом из-за земель, отобранных у ингушей в пользу казаков при покорении Кавказа. Картина борьбы между ними получается такая: обыкновенно в воскресенье казаки, подвыпив, совместно с артиллеристами русских частей, расформированных в их станицах, выкатывают пушку и начинают угощать шрапнелью ингушские аулы, а затем мирно заваливаются спать. В понедельник ингуши производят мобилизацию и переходят в энергичную контратаку на казаков, вторник идет война, а в среду заключается перемирие, и прикатывают во Владикавказ депутации обеих сторон, каждая к своему правительству, с горькими жалобами на противную сторону. В четверг происходят дипломатические переговоры, в пятницу заключают мир, в субботу депутаты разъезжаются после торжественных клятв в вечной дружбе, а в воскресенье вся история начинается сначала»[2434].