Восемь Драконов и Серебряная Змея - Yevhen Chepurnyy

— сломать незримую преграду непрерывным обстрелом. Получив доклад о том, что обслуга баллист и катапульт перебита, а тащившие их пленники — освобождены, разъяренный принц Чу лично, громкими командами, ругательствами, и ударами сабельных ножен, погнал к осадным приспособлениям солдат, и, в конце концов, тяжелые орудия были выведены на позиции, и изготовлены к стрельбе.

За это время, пехота Ляо вновь успела умыться кровью — стоило противнику отступить, и ханьцы, отложив оружие ближнего боя, взялись за луки и арбалеты. Град стрел и шквал снарядов тайного оружия вольных странников жестоко прошелся по киданям, выкосив многих; ответный же обстрел не принес никаких плодов. Выстрелы баллист и катапульт несколько переменили положение: невидимые стены массива засверкали золотыми вспышками в местах попаданий каменных снарядов и тяжелых копий, выпущенных осадными машинами, и ляосцы приободрились было, завывая боевые кличи и потрясая оружием. Но к тому времени, как защита массива, наконец, пала, сунские войска успели перестроиться, и встретили потрепанных солдат Ляо ровными рядами ощетинившейся сталью пехоты, шквальным обстрелом лучников и арбалетчиков, и сокрушительными ударами вольных странников.

Внезапно оказалось, что силы киданей более не имеют такого подавляющего превосходства в числе, как в начале боя. Нападение Цяо Фэна, проредившего левое крыло ляоского построения, также внесло свою долю. Две армии сошлись лицом к лицу, столкнулись грудь в грудь, и скрестили оружие, изо всех сил пытаясь преодолеть сопротивление противника.

Ряды бойцов Клана Нищих казались уязвимыми и плохо защищенными — одетые в лохмотья, и, по большести, держащие в руках простые палки, воины крупнейшего вольного братства Поднебесной выглядели легкой добычей для доспешных и хорошо вооруженных солдат севера. Но стоило рычащей и воющей волне киданей нахлынуть на этот мнимо беззащитный строй, как солдаты Ляо мигом поняли свою ошибку, и щедро заплатили за нее кровью. Стойкие и бесстрашные, ведомые могучими старейшинами, нищие удерживали врага на расстоянии длинными шестами, и сражали его тяжелыми ударами, усиленными внутренней энергией. Чэнь Гуянь, распахнув свой плащ, щедрыми движениями бывалого сеятеля разбрасывал прятавшихся под ним ядовитых тварей — скорпионов, пауков, сколопендр, и прочих созданий, чьи укусы забирали ляоские жизни одну за другой. Старейшина Сун крушил доспехи противников тяжелой граненой булавой, с легкостью, которой трудно было ожидать от седого старика, и без труда ловил вражеские удары на зубастую гарду своего оружия. Сабля У Чанфэна свистела порывом бури, распластывая сталь и плоть одинаково легко, а посох Си Шаньхэ поднимался и опускался, сокрушая черепа и кости. Доверенные люди Цюань Гуаньцина вовсю трудились, применяя науку своего старейшины — ляоские солдаты падали, спутанные сетями, пойманные веревочными петлями, и сбитые с ног коварными атаками длинных шестов. Обездвиженные, мешающиеся под ногами собственных соратников, они быстро становились легкой добычей для оружия нищих.

Несокрушимый строй шаолиньских монахов стоял стеной, не отступая ни на шаг. Боевые шесты, сабли, техники ци, а порой, и вовсе голые руки, крушили киданей одного за другим, и пусть монахи, верные заветам Будды, зачастую сдерживали смертельные удары, киданям, изломанным и искалеченным их могучим натиском, было от этого ничуть не легче.

Даосские монахи секты Цюаньчжэнь также пытались не убивать своих противников, но им, вооруженным длинными мечами, это удавалось реже. Оружие даосов разило с неотвратимостью стихийного бедствия, и броня киданей с трудом сдерживала его клинки, сияющие отблесками техник ци.

Не отставали от крупных сообществ и прочие странствующие воины, сражаясь с пылом и ожесточением — каждому было, что защищать, и все, пришедшие на зов Клана Нищих, оставили дома дорогих людей.

Ляоское воинство не сдавалось — стойкое и умелое, оно теснило врага остриями длинных копий, принимало на доспехи и щиты ответные удары, и неуклонно наседало на ставших уязвимыми противников. Боевой дух киданей пострадал от долгого и бесцельного натиска на незримый щит Массива Пяти Стихий, Семи Врат, и Восьми Триграмм, но сейчас, видя кровь и смерть врагов, солдаты Ляо зверели все больше, впадая в безрассудную ярость битвы, и даже не думали отступать.

Елюй Нелугу сжал рукоять сабли, и махнул сигнальщикам. Те давно ждали команды: сигнальные рога завыли и завизжали, передавая волю командующего последнему резерву — коннице киданей, немногим остаткам тяжелобронированных всадников, и приведенным Елюй Чунъюанем полкам легкой кавалерии. Конная лава тяжело стронулась с места, двигаясь в сторону врага. Белый жеребец Елюй Нелугу рысил во главе — лучший военачальник и сильнейший воин Ляо не собирался оставаться в стороне от схватки. Глаза принца Чу цепко оглядывали вражеский строй из-под косматых бровей, а губы кривились в презрительной ухмылке. Командующий войском киданей не сомневался, что с его личным участием, враг будет стоптан и растерзан.

Ляоские конники уже выдвинулись на более-менее ровный отрезок предгорий, ведущий к левому крылу ханьского строя, и принц Чу поднял руку, готовый отдать команду к атаке, как истошное ржание лошадей и крики боли их всадников раздались от задних рядов их построения. Обернувшись, Елюй Нелугу яростно выругался — сунская конница, все это время ждавшая своего часа, вступила в бой, незамеченная киданями в грохоте битвы. Ханьских всадников было изрядно меньше, чем ляоских, но внезапный удар этих немногих сотен легкой конницы, чей натиск, словно стальное острие на древке копья, вели немногочисленные конники в тяжелой броне, был мощным и сокрушительным. Множество киданей умерло, сметенные первым ударом острых ханьских копий, и немало полегло под тяжелыми мечами сунской кавалерии, не успев опомниться.

Чуский принц пригляделся к этому нежданному врагу, и хрипло расхохотался — его враг, полководец ханьской армии, что уже в третий раз нарушал его планы, вступил в бой лично, окруженный своими телохранителями.

— Эй, чуский злодей, я здесь! — прокричал генерал Хань, заметив врага.

Каурый жеребец генерала развернулся, повинуясь натянутым поводьям, и вновь сорвался с места, скача на вражеского военачальника. Вокруг, ожесточенно рубились конники Сун и Ляо, и ни одна из сторон не имела весомого преимущества.

— Хань Гочжун! — Елюй Нелугу проревел имя своего врага с яростью, достойной самых злых ругательств. — Сегодня вечером, я буду пить вино с твоей кровью, из твоего же черепа!

— Сегодня вечером, ты будешь жариться в Диюе на медленном огне, — крикнул в ответ сунский полководец, подгоняя коня навстречу врагу. — За всех погубленных тобой невинных людей, ты не заслуживаешь доброй смерти!

Его враг не ответил — лишь зарычал взбешённым зверем, и прыгнул навстречу генералу Ханю, оттолкнувшись от седла своего коня. Принц Чу полетел вперёд атакующим коршуном, в считанные мгновения достигнув своего противника. Его сабля ударила быстро и неотвратимо, словно падающая молния, норовя разрубить Хань