Государевы конюхи - Далия Трускиновская

— Ну, будет хоть на что его, бедного, похоронить, — Тимофей поднял кошель. — Подержи факел, Данила. Вытащим его отсюда, в чистую рубаху обрядим, у меня есть одна ветхая…

Он открыл кошель, высыпал на ладонь несколько монет и вдруг замолчал.

— Ты что это, свет? — забеспокоился Семейка.

— Ну-ка, глянь!

— И мне покажи! — сообразив, в чем беда, протянул руку Богдаш.

Тимофей отсыпал и ему, и Семейке, весь кошель опорожнил.

— Свети сюда! — велел Даниле Тимофей. — И у вас одинаковые все?

— И у нас!

— Новехонькие…

— Ах ты, песья лодыга! Вот те и похороны! — Тимофей помотал головой. — Вот что, братцы-товарищи. Скакать в Коломенское надобно, к дьяку Башмакову.

— Зачем? — не понял Данила.

— А затем, дурья твоя башка, что полон кошель воровских денег! Свеженьких! Только из-под чекана! Вот про что он, видать, хотел дьяку донести!

— А мышь?

— А Бог его душу ведает, что еще за мышь. Да и не так он сказал — «мы» было явственно, а потом просто шип пустил.

— Мытня? Мыльня? — предложил Семейка. — Мытье? Мытарство?

— Точно, что мытарство… Мытный двор, может? — предположил Богдаш.

— Точно! — воскликнул Тимофей. — Ну, Богдашка! Догадлив!

— На Мытном дворе товары лежат, пока за них пошлина не уплачена, — продолжал Богдаш. — Что по Москве-реке на барках привезут — и то на Мытный двор сразу же тащат. Постой, постой…

— Вот те и постой! — Тимофей с ходу продолжил рассуждение товарища. — Деньги, что с купчишек берут, прямо в казну идут. И там всякие плутни возможны — подменить деньги, добрые — приберечь, воровскими — платить! Ну, Богдашка!..

— Ан нет! — возразил Семейка. — Бек-ле-мишевская башня, светы мои!

— Какая Беклемишевская, коли околачивался он меж Благовещенской и Водовзводной?! — возмутился Богдаш.

— Эй, конюхи! — крикнул сверху стрелец. — Что там? Кого порешили?

— Нашего человечка порешили! — отвечал Тимофей. — Он за Приказом тайных дел числится!

— А куда злодей подевался?

Вопрос был весьма кстати — о погоне за злодеем сразу не подумали, а теперь-то он, поди, уже далеко ушел.

Данила меж тем чесал в затылке. Уже не мышь его волновала, с мышью старшие вон как лихо разбираются, и с ядрами тоже разберутся, и загадочное «коло» определят, а иное — бирюзовая рукоять. Он подвинулся к Семейке.

— Дай-ка джерид.

— Держи, — не удивляясь, протянул оружие черенком вперед Семейка. — Что, свет? Полюбилось?

— Сравнить надобно.

— С чем?

— Я такой же из Казани привез.

— А на какие гроши купил? — удивился Семейка.

— То-то и оно, что не купил… Богдаш!

Но Желвак с Тимофеем уже, позабыв о покойнике, вовсю распутывали купеческие плутни с пошлинами.

— Да Богдашка же! — воскликнул нетерпеливый Данила.

— Чего тебе?

— Джерид в подземелье помнишь?

Желвак резко повернулся.

— Твой — где? — сурово спросил.

— Да в Коломенском! В мешке припрятан!

Данила и Богдан оставили свое походное имущество под присмотром тех конюхов, кого Конюшенный приказ отправил на лето в Коломенское, чтобы не таскать взад-вперед без особой нужды.

— Что за джерид? — спросил Тимофей.

— У мертвого тела найден, того, что в подземелье. Двое метали. Один, с костяным череном, попал, с бирюзовым — задел, — объяснил Данила. — Бирюзовый-то я прихватил…

Они с Богданом наперебой рассказали товарищам, как ночью из подземной тюрьмы Казанского кремля убежали узники, но больше внимания, понятно, уделили приключениям с девками. Да и Желвак все норовил похвалиться, как обследовал казанские укрепления, поил пушкаря в кружале да разведал много неприятного для тамошнего воеводы.

Тимофей был среди конюхов старшим — ему и следовало решить, как теперь быть.

— Вот что, братцы-товарищи, — поразмыслив, произнес он. — Тело надо занести наверх, тут ему валяться не след. Богдаш, телом мы с тобой займемся, мы покрепче. А вы двое выводите коней и скачите в Коломенское к Башмакову. Почем знать — может, тут каждый час дорог.

— Десять верст всего, свет! — Семейка хлопнул Данилу по плечу. — Ночью, по пустым дорогам — одно удовольствие!

Данила вздохнул было, повесил было голову, но глянул на Богдашку злоехидного — плечи расправил, головой мотнул, пушистые волосы тут же взъерошил черемуховый ветер. Тогда лишь Данила догадался, что в беготне по кустам потерял шапку.

Но Семейка был припаслив — отдал ему свою старую, и скоро они уже выезжали в калитку у Боровицких ворот, и подняли коней, Летуна и Рыжего, в галоп, и поскакали не так чтобы во весь опор — никто за ними не гнался, а расчетливо — чтобы десять верст одолеть и коней не изнужить.

Прибыли в Коломенское они ночью. Ворота — заперты, здешние воротные сторожа — суровы, даже выглянуть и взглянуть на лица не хотят, мало ли кто врет про себя, будто конюх с Аргамачьих конюшен, а подорожной, чтобы ясно было, что за люди в ограду ломятся, нет. Семейка призадумался.

— Поедем вдоль стены, свет, — решил он. — Дворец только строится, не может быть, чтобы нигде дыры не нашлось. У нас ведь как? В воротах целый полк поставят, чтобы все видели, а на задворках хоть санями добро вывози. Где забор, там и дыра непременно.

Они привязали коней в рощице и пошли на поиски дыры. Но ее-то как раз и не нашлось впотьмах, зато конюхи выбрели на такое место, откуда хорошо была видна на темном небе большая церковь.

— Да это ж Ивановский храм в Дьякове! — догадался Семейка. — Ну, велик Господь! Не вся же дворня в Коломенском ночует, там и государю со свитой пока места маловато. Пошли, свет! Сыщем кого из стольников, или сокольников, или своего брата, конюха, на ноги подымем!

Дьяково было совсем близко, стенами не обнесено, и довольно скоро сыскался свой человек, что вышел из дому по малой нужде. Это был стадный конюх Василий, служивший в Больших конюшнях и на лето отряженный с несколькими возниками в Коломенское. Он уже знал, где и как можно проникнуть за высокую ограду…

Втроем они дошли до недостроенного дворца. С восточной стороны хоромы уже были готовы, и резные подзоры вызолочены, и переходы поставлены, и гульбище устроено, и даже все золочеными кожами обшито. С западной же терема на подклетах стояли каждый сам по себе, и между ними можно было ходить сколько угодно — если, конечно, шуму не поднимать.

Первым делом нашли конюшню, вызвали дневального конюха, это оказался Никишка Анофриев. Данила отыскал впотьмах свой дорожный мешок. Никишка посветил, и Данила с Семейкой сравнили оба джерида.