Kurohibi. Черные дни - Gabriel

— Я… — донесся ее слабый придушенный голос, — я думала… что ты сначала бросишься… спасать их…

Синдзи неопределенно скривился и хмыкнул.

— Говорил же — они мне не интересны. У меня другая цель.

Неожиданно наклонившись, он бережно поцеловал Мари в разбитые губы, а затем улыбнулся, сказав:

— Спасибо за все, вот только…

И его рука нажала на кнопку шокера.

— Я уничтожу тебя.

Глава 23: Supermassive Black.

Мари приходила в себя медленно — сначала слабо качнулись ее длинные ресницы и дрогнули веки, затем обнаженные прелестные грудки пришли в движение, колыхнувшись от чуть более глубокого дыхания, возвестив о возвращении сознания девушки. Ее слегка поблекшие из-за крайне долгого пребывания в небытии сине-изумрудные глаза с призрачным отблеском стали неспешно отворились, словно с трудом продираясь сквозь обретшую плотность завесу яркого дневного света, молочной массой залепившего все пространство вокруг. Как только ласкающий теплом солнечный луч упал на голову Мари, зрачки ее сразу же сузились до размеров двух черных булавочных головок, а расслабленное, украшенное глубокими, но уже зажившими и отчасти растворившимися кровоподтеками личико дернулось в машинальном рефлексе и еле заметно скривилось — насколько ему позволили синяки и ушибы.

Девушка моргнула, со второй попытки все-таки раскрыв глаза и обретя способность видеть, но еще не выветрив из головы спутавшую сознание мутную дымку и не обретя контроль над телом. Однако по мере того, как порциями стремительно возвращалась память и активировался мыслительный процесс, взгляд ее делался все осмысленнее, чище и ярче, обретая свою искомую красоту. События минувших часов или даже, может быть, дней головокружительным водоворотом пронеслись перед глазами, наполнив сознание ее персональными, еще не успевшими выветриться эмоциями, переживаниями, стремлениями — всем тем, что составляло ее личность. А за ними последовали и чувства, глубокие, даже интимные — гнев, радость, возбуждение, страх, надежда, благоговение, разливающие по венам трепет и наполняющие сердце обжигающей теплотой, и тело от неожиданной лавины ощущений ответило непроизвольной судорогой, заставив рывком дернуться конечности. Вот только что-то их удержало, не позволив шевельнуться даже на сантиметр, и мозг Мари, перегруженный вихрем нейронных сигналов, в беспомощности обрушил разум в хаос из одного треска, шума и крутящегося вихря.

— О-о-ох… — послышался ее болезненный голос, дрожащий из-за подступившей к горлу тошноты. — Мне плохо…

Еще минут десять ей пришлось потратить, чтобы хотя бы собрать из осколков воспоминаний общую картину и развеять режущий калейдоскоп перед глазами, поборов мутящий стон.

— Ты под кетамином, моя ненаглядная, — донесся до ее ушей спокойный, даже слегка удовлетворенный и капельку ехидный голос Синдзи. — Пробуждение дается непросто, но ты, главное, не думай о блевотине, и тогда не…

Его речь прервал смачный утробный звук рвоты, вырвавшейся изо рта девушки и залившей ее голую грудь жидкой и крайне неаппетитной массой.

— Ну я же говорил, не думай о тошноте… Сейчас уберу… Ладно, так даже лучше, я думаю. Учитывая, чем мы сейчас с тобой займемся, опорожнить желудок заранее будет не лишним. Я кстати тоже проблевался, пока проводил подготовку. Ты не представляешь, какие они отвратительные.

Пока Синдзи губкой стирал рвоту с ее тела и мокрой тряпкой досконально очищал кожу, Мари успела прийти в себя и окончательно прояснить зрение — хотя по слеповато прищуренным векам и сведенным бровям было заметно, что без очков ей было тяжело разглядывать детали. Немного пошевелив пальцами, подергав конечностями, насколько ей позволили почти иссякшие силы и ударная доза медицинского наркоза в крови, девушка окончательно пришла к выводу, что двинуться с места ей не удастся. Она — совершенно голая и изрядно побитая — лежала спиной на столе, и каждая ее конечность была намертво привязана к каждой ножке, причем сам стол ощутимо накренился вперед. Видимо, две его опоры были подпилены почти у самого основания, отчего тело не лежало горизонтально, а под небольшим углом к полу. Конечности стягивала жесткая проволока, туго врезавшаяся в кожу до крови и до онемения приковывающая запястья и лодыжки к ножкам, более того, сами пальцы были проводом стянуты восьмеркой, который, похоже, был ввинчен в столешницу саморезом. А, судя по морозному холодку на коже, с внутренней стороны стол обивали железные рамки, что сразу же ставило крест на любой попытке высвободиться.

Сама Мари находилась в собственной комнате своей квартиры, сейчас изрядно перепланированной — не считая стола, на котором располагалась она, вся прочая мебель либо была задвинута к стенкам, либо выкинута в коридор. Исключение было сделано для небольшого кофейного столика, накрытого белой простыней, на котором виднелся большой серебристый поднос с аккуратно разложенными на нем в ряд хирургическими инструментами и шприцами, найденными в личных вещах Мари. Весь пол устилала прозрачная пленка, а под столом на полотенце виднелись небрежно разбросанные интимные принадлежности девушки — вибраторы всех форм и размеров, смазка, роторы, кляпы и вакуумный насос. Чуть поодаль виднелись ведро, до краев наполненное водой, дрель и красный пластиковый контейнер для переноса рыбы, внутри которого под лучами солнца просвечичвалось что-то барахтающееся и бултыхающееся.

— Хо-хо, не слабо ты тут поработал, — пытаясь сохранить в голосе бодрость духа, пролепетала девушка заплетающимся сухим языком. — А как узнал, где я живу?

— Прочитал в твоем телефоне, — с леденящим душу спокойствием и полуулыбкой на идиллически-добром лице, разве что обезображенном шрамами и ранами, произнес Синдзи.

— А, телефон… — Мари криво улыбнулась и без тени злобы сказала: — Черт бы тебя побрал, Августин. Решил кинуть меня в последний момент… Эй, а сколько я вообще пробыла в отключке?

— Восемнадцать часов.

— Хех, не слабо… — ее взгляд скользнул по правой руке Синдзи, чья ладонь была крепко перебинтована тейпингом. — Смотрю, уже успел сходить к доктору. А как там наши девочки?

Тот пожал плечами.

— Понятия не имею. Я не проверял.

— Ясно, ясно…

Не сбрасывая с лица чуть нервозную улыбку, девушка вздохнула и опустила быстро уставшую голову на стол.

— Ты тут прямо камеру пыток устроил.

— Угу, — не без веселья в голосе ответил он.

— Хочешь меня наказать? Или просто хочешь получить удовольствие от садизма над беспомощной девочкой?

— Ни то, ни другое. Я хочу помочь тебе, Мари.

Он наклонился над ее покалеченным телом и нежно провел ладонью по коже от живота до груди. В свете солнца она и впрямь выглядела мраморной — чистой, сияющей