Том 4. Стиховедение - Михаил Леонович Гаспаров

могут возникать случайно и независимо друг от друга на основе естественных данных языка и стиха. Можно говорить о словаре строчных словосочетаний, общем для целой поэтической культуры (например, пушкинского времени), точно так же, как о словаре отдельных слов. Мы надеемся в дальнейшем показать общность «поэтического хозяйства» повторений и самоповторений для Пушкина, Баратынского, Языкова, Полежаева, Лермонтова. (Когда Баратынский в «Цыганке» дословно повторяет строку «Онегина» «Примите исповедь мою», это можно считать сознательной аллюзией. А когда Пушкин в «Полтаве» повторяет строку еще не напечатанного «Бала» «<лицо…> Покрыла бледность гробовая»?) Выделить из этого общего достояния реминисценции индивидуальные и семантически значимые — задача очень сложная. Специалисты по интертекстам поэзии XX века сознавали это и обычно умели их различать, но интуитивно, полагаясь на чувство и опыт. Этой статьей нам хотелось бы приблизить момент, когда это искусство станет наукой.

«Ты-ты-рифмы»: рифмо‐синтаксические клише у пушкина[643]

Из чего состоит русский стих?

Сто лет назад, по традиционной школьной метрике, на этот вопрос нам твердо ответили бы: из стоп. Семьдесят лет назад, после Чудовского и Томашевского, нам ответили бы: из слов. Сейчас, в свете новых работ по лингвистике стиха, мы вынуждены сказать: из словосочетаний.

Что это значит? Традиционная школьная метрика говорила: поэт складывает первую строку «Евгения Онегина» из стоп: мойдя, дяса, мыхчест, ныхпра(вил), они образуют 4-стопный ямб, а что каждое из этих словосочетаний в отдельности бессмысленно, это неважно.

Стиховедение ХХ века говорит: поэт складывает строку из фонетических слов: мойдядя (амфибрахическое), самых (хореическое), честных (тоже), пра(вил) (тоже), в такой последовательности они образуют 4-стопный ямб, и любые русские слова в такой последовательности будут 4-стопным ямбом. Современное стиховедение напоминает: нет, не любые, а только такие, которые образуют смысловую и грамматическую связность: такая же последовательность слов, например мойдядя самых болен хо(дим), образует ритм 4-стопного ямба, но не в русском, а в каком-то ином, заумном языке. Всякий, кто сочинял стихи, знает, что стихотворец не просто нанизывает слова в ряд одно за другим, а заранее имеет в уме, хотя бы приблизительно, общую структуру сочиняемой строки, а то и нескольких строк. И всякий, кто исследует стихи, должен эту общую структуру учитывать.

Это и есть предмет лингвистики стиха: как по различным позициям стиха распределяются различные части речи (морфология) и в какие связи они между собой вступают (синтаксис). Так, подсчитано, что слова с длинным безударным началом — это главным образом глаголы (за счет префиксов): перебежать, недосмотреть. А слова с длинным безударным концом — это главным образом прилагательные (за счет суффиксов): таинственная, прекраснейшая. В строке 4-стопного ямба такие слова могут стоять не на всяких, а лишь на определенных ритмических позициях. При этом понятно, что каждый глагол тянет за собой свою свиту — подлежащее, дополнение, обстоятельство; а за каждым прилагательным следует определяемое им существительное — «Мои счастливейшие дни», «Всегда восторженную речь», «Лесов таинственная сень», «Ее рассеянную лень», «Его страдальческая тень» (примеры из «Евгения Онегина»). Такие повторяющиеся конструкции, определяемые ритмом самого длинного слова в строке, мы называем «ритмо-синтаксическими клише».

Но кроме ритмо-синтаксических клише, бывают и «рифмо-синтаксические клише», и они не менее интересны для наблюдений. В рифмованном стихе всегда велик спрос на слова с такими окончаниями, к которым легко подобрать рифму. Такие слова, понятным образом, стоят в конце строки, и от того, какие это части речи, зависит набор и взаимосвязь остальных слов в строке.

В каждом языке есть свои излюбленные рифмующиеся окончания.

В итальянском самые частые пять рифм (у Данте): — etto, — ai, — ui, — ato, — one; в английском (у Теннисона): — ее, — ay, — ore, I, — air, в русском (в «Онегине») женские рифмы: — енье, — ою, — ами, — енья, — али, мужские: — ой, — ей, — на, — ет, — ал (а следующие пять: — ом, — он, — ит, — ов, — я).

Легко почувствовать, что в каждой из этих рифм преобладают определенные части речи. Рифма на — ал — это на 83 % глаголы типа внимал, воспевал; рифмы на — ет — на 54 % существительные в именительном падеже типа свет, поэт; рифмы на — ей — на 50 % существительные в косвенном падеже типа друзей; рифмы на — на — на 44 % краткие формы прилагательных и причастий типа бледна, влюблена (и это при том, что средний процент таких кратких форм в лексике «Онегина» — лишь 3 %: вот как сильно рифма притягивает определенные части речи!); рифма на — ой — на 80 % существительные типа душой и прилагательные типа родной (разумеется, в разных падежах: брат родной, земли родной, земле родной, землей родной); рифмы на — ит — на 82 % глаголы типа глядит, говорит. Кроме того, можно заметить, что в большинстве этих рифмических гнезд присутствуют местоимения: мой, мной, ей, она, моем, он, я. Это не удивительно: местоимения — самая гибкая часть речи, связывающая любые предложения, и спрос на них в любом тексте велик. Именно ради местоимения она эта рифма так мобилизовывает даже редкие формы бледна, влюблена.

Как из этого получается рифмо-синтаксические клише, мы попробуем внимательно рассмотреть на примере одного, не самого громоздкого рифмического гнезда — рифмы на — ты.

У Пушкина в послелицейских стихах (не считая черновых набросков) рифмой на — ты кончается 138 строк 4-стопного ямба. В этих рифмах участвуют 20 слов. Одно односложное: местоимение ты (28 раз). 63 двусложных: существительные женского рода — мечты (39 раз), черты (11 раз); мужского рода — цветы (6 раз), листы (5), щиты, скоты (по 1 разу). 47 трехсложных: существительные женского рода — красоты (19), суеты (7), клеветы (6), простоты (4), высоты, темноты (по 2), нищеты, остроты, полноты, правоты, пустоты, слепоты (по 1 разу); причастие в краткой форме заняты (1).

Кроме пушкинских мы взяли для сравнения 576 строк на двухсложные и трехсложные — ты из Ломоносова, Сумарокова, Державина, Жуковского, Давыдова, Козлова, Рылеева, Вяземского, Дельвига, Баратынского, Языкова, Полежаева, Лермонтова, Тютчева, К. Павловой, Огарева, Ап. Григорьева, Тургенева, Майкова, Полонского, Некрасова, Фета и Блока. На трех поэтов XVIII века приходится 71 стих (только 12 %), так что основной сравниваемый массив приходится на современников и продолжателей Пушкина.

Сразу хочется обратить внимание на то, как тесно почти все эти слова привязаны к рифме. Единственное исключение — ты, местоимение, которое может встречаться на любых позициях строки и часто даже без ударения (Ты говорил со мной в тиши, Как недогадлива ты, няня). Все остальные, постоянно-ударные слова, встречаясь в рифме 110 раз, встречаются внутри строки 4-стопного ямба только 32 раза (Мечты, мечты, где ваша сладость — автореминисценция в «Евгении