Второй шанс для двоих - Игорь Гребенчиков

а то у тебя, гляжу, явные проблемы с координацией, — шиплю, не выпуская вражину с поля зрения, принимая подобие боевой стойки. Наверное, это выглядело жалко.

— Сейчас я тебе покажу координацию! — рявкает Рома, кружа вокруг меня. Кажется, я его довел…

Кулак снова летит вперед прямо мне в висок. От сокрушительного удара я на мгновенье глохну. И без того плохая слышимость из-за дождя теперь и вовсе становится какой-то невнятной какофонией. В голове гудит, будто туда залетел осиный рой. Становится трудно дышать, я едва хватаю ртом воздух.

«Не смей грохнуться в обморок!» — завопил панический голос внутри меня.

— Сидел бы в лагере, страшилки детские читал, а теперь считай зубы, чертила!

Вот уж не думал, что до этого дойдет. Раньше мне везло, если даже какие-то конфликты вокруг меня и обострялись, то я каким-то чудом избегал их буквально в последнюю минуту. Да так, что сам порой удивлялся, как только умудрился не отхватить порцию тяжких телесных. А уж бывало всякое — и словесно откровенно нарывался, и пару раз буквально из-под носа уводил всяких барышень у изрядно прифигевших с такой перспективы кавалеров… Думал, что родился под счастливой звездой.

И, кажется, лимит удачи был исчерпан.

Оставалось только одно. Забив на никому не нужные понты вроде какой-то стойки, просто наотмашь бью Рому куда-то в область лица. Чувствую, как боль прошивает руку от пальцев до запястья, трясу ладонью и с изумлением замечаю содранную на костяшках кожу. Будто это и не моя рука вовсе, а какой-то незнакомый инструмент.

Отшатнувшись, Рома дотрагивается до носа и изумленно смотрит на окровавленные кончики пальцев. Словно никак не мог понять, как такое могло случиться, но с явным желанием исправить положение. И ничего хорошего мне это не сулило.

— Зря ты это, Макс, — пижон шмыгнул носом и сплюнул ставшую багряного цвета слюну. — Не дергался бы сейчас — глядишь, остался бы целочкой. А теперь…

— Да ты задрал уже, — трудно сейчас было сделать голос типа уставшим. — Сидел бы в лагере, остался бы целочкой… Дерись уже, а не демагогию разводи, клоун…

Делаю решительный шаг вперед и тут же взлетаю в воздух.

Как-то, помнится, летал в аэротрубе. Довольно занятные ощущения, особенно в первые секунды, когда поток воздуха отрывает тебя от земли. Сейчас, когда сзади меня схватили здоровые лапищи, испытал нечто похожее. И вот я уже лечу. Высоко, кстати. И неприятно. Но лечу. Правда, приземляюсь слишком быстро, упав лицом в лужу. Слышу сначала треск очков, а потом мир лишился четкости, расплылись контуры старого лагеря, хулиганов, Алисы.

«Да вашу мать», — только и успел подумать я.

Инстинктивно сжимаюсь в комок. И тут же следуют удары кулаков и ботинок. Они обрушиваются на спину, грудную клетку, затылок. Каждый удар сопровождает горячая волна боли. Вскоре уже и все тело охватывает огнем, словно к коже прикладывают тлеющие угольки. Где-то на периферии кричит Алиса. Надеюсь, она сообразит, что нужно делать ноги.

Каким-то образом Рома оказывается прямо на мне. В руке вновь сверкнуло острое и длинное лезвие ножа.

— Я ведь запросто могу тебя убить, — тяжело дыша, зашептал он мне в ухо. — Может, ты и прав, меня могут и посадить за это. А может… Может, никто и не узнает. Несчастный случай. Может, я даже толкну речь на твоих похоронах и поглажу крышку твоего гроба. Закрытого гроба, ведь голова у тебя расколется, как астраханский арбуз.

Кто-то из его шестерок со всей силы зарядил мне в ухо. Перед глазами замелькали кровавые мушки. И три нависшие надо мной тени. Их едва очерченные губы двигались, но я не мог разобрать ни слова. Они говорили, как телевизор с выключенным звуком, и все вокруг начало вращаться… вращаться…

Наверху в небе, сквозь тучи, появился едва заметный огонек, характерный для самолета. Что ж, благополучно вам долететь, уважаемые пассажиры.

К звукам разбивающихся о землю капель дождя прибавляется что-то еще. Сначала подумалось, что это кровь стучит в висках. Но нет, это кто-то бежал. И очень быстро. Какие-то крики. Рома вскочил с меня, как ужаленный. Или его кто-то скинул… Было слишком трудно поднять голову и разведать обстановку. Я просто продолжил лежать, вжавшись щекой в слой грязи. Один глаз почти не открывался. Рот наполнился кровью, и язык ворочался в ней, словно угорь в реке. Все тело сковала боль, оно превратилось в сплошную саднящую рану. А голову будто сдавливало раскаленным обручем.

Потом все стихает. И тут надо мной снова вырастает тень. Бороться бесполезно. Слишком устал, да и нет никакого смысла. Но тень внезапно протягивает руку:

— Ну что, мудак, живой? Давай поднимайся.

Голос. Такой знакомый и родной.

— Дэн… — булькаю я.

Друг помогает мне принять шатко-валко вертикальное положение. В его ногах вьется оклемавшаяся Жулька. Он оглядывается, достает что-то с земли. Мои поломанные очки. Ну, просто прекрасно. Почти тридцатку ведь за них отвалил… Ладно, заклею скотчем, какая, собственно, уже разница.

Стоило их нацепить, как на меня тут же бросается что-то почти невесомое и очень теплое. Что-то рыжее. Но у меня все слишком болело, чтобы как-то на это отреагировать, посему я просто тихо простонал. А Алиса, даже не пытаясь спрятать испуганный и потерянный взгляд, вновь разрыдалась, совершенно не намереваясь отпускать меня в принципе когда-либо больше в этой жизни.

— Прости, прости меня, пожалуйста! — все шептала она, едва заметно дергаясь плечами. — Я не хотела, чтобы все так… Черт, какая же я дура! С тобой все хорошо? Тебе очень больно?

«Весь день из-за тебя девчонка рыдает, скотина», — укорил я сам себя.

— Алиса, солнышко, не кори себя, в конце концов, это все из-за меня случилось. Я… Ты меня прости. Прости, что оттолкнул тебя, просто я… Я всегда так делаю, когда мне страшно. Но теперь… Теперь я больше ничего не боюсь.

— Совсем ничего?

На щеке девушки расплывался след от ранее нанесенного Ромой удара. Будет стопроцентный синяк. Сучий потрох, как у него только рука поднялась… Ничего, до свадьбы должно зажить. Да и Алису это нисколечко не испортит. Я знаю.

— Если только потерять тебя еще раз, — признался я.

Все было ужасно, но одновременно замечательно. Мне хотелось улыбнуться, и, наверное, глаза у меня уже улыбались, потому что она тоже улыбнулась, слегка неуверенно, как будто не понимала, как ей поступить.

А пока я тихо млел, Дэнчик слегка подрагивающими руками прикурил сигарету и критически осмотрел вашего покорного с ног до головы, стоило мне повернуться в его сторону:

— Целоваться в знак признательности запрещаю, — оборвал он мою благодарственную речь. — Категорически. По крайней