Грешная и желанная - Джулия Энн Лонг

Надо полагать, ее все же зовут Маргарет де Витт.

Тэнзи вспомнила взгляд, которым Йен обменялся с прелестной темноволосой женщиной на балу. Молча, с понятным намеком, быстро, мастерски, искушенно, как будто Тэнзи там вовсе не было или она ничего не значила. И горячий комок какого-то безымянного, но весьма неприятного чувства поселился у нее в животе. Ревность. Или стыдная досада. В любом случае с того же дерева, что и эти два чувства.

Ей не нравилось думать о себе как об одной из легиона.

Ей не нравилось думать об Йене Эверси, который укладывает в постель любую из легиона, а потом разбивает каждой из них сердце.

Да пусть хоть только одной.

Она не желала считать себя настолько глупой и обыкновенной, что может пасть, как и любая другая. Она никогда в жизни не считала себя дурой.

И Тэнзи рискнула задать еще один вопрос, хотя вовсе не хотела услышать ответ:

– И как, решилась ли хоть одна женщина возложить на него свои надежды?

– О, целая толпа. Начиная с бедняжки Теодосии Бэкмен, когда ему было всего пятнадцать. Потом была…

– Весь список ни к чему, – торопливо перебила ее Тэнзи. Ее воображение уже успело его составить. Надо полагать, каждое имя в нем будет начинаться с «бедняжки». Бедняжка Теодозия Бэкмен, бедняжка Дженни Смит, бедняжка Тэнзи Дэнфорт…

Она никогда не была ничьей бедняжкой.

– …ну, и доходят слухи, – миссис де Витт понизила голос до шепота, – об определенных домах из Лондона.

Тэнзи не была уж настолько тепличным растением. Она знала, кто такие «определенные дамы».

Все хуже и хуже.

Вероятно, миссис де Витт не следовало говорить такие вещи, но она, наверное, решила, что Тэнзи нуждается в серьезном предостережении.

Слышать все это было неприятно, но все-таки ей требовалось это услышать – так же, как время от времени требовалось принимать рыбий жир. Это пойдет на пользу. Возможно, это излечит ее от дурацкого временного и наверняка преходящего состояния, из-за которого она лишится обаяния, заикается и краснеет. А учитывая, что он совершенно безразличен к ее чарам, это к тому же напрасная трата времени. И ее талантов.

Кроме того, она предназначена герцогу, верно?

Она хочет мужа, семью и дом, так что пора прекратить понапрасну растрачивать время на глупые мысли о Йене Эверси.

Тэнзи вернулась в свою спальню, полная лепешек и решимости, однако ноги ее становились тяжелее с каждым шагом, словно она возвращалась на землю после короткой прогулки по облакам.

Тэнзи снова открыла глаза перед самым рассветом, гадая, отчего у нее такое паршивое настроение.

Затем вспомнила о разговоре на кухне минувшим вечером.

И вздохнула.

Узкая розовая полоска света лежала там, где обычно, приглашая прогуляться по ней.

Она поспорила сама с собой, не пора ли прекратить эту привычку. Это будет зрелым и разумным шагом. Но нежная солнечная дорожка протянулась прямо по ковру, и Тэнзи внезапно обнаружила, что уже выскользнула из кровати и шагает по ней. Дойдя до окна, она осторожно раздвинула шторы.

Он уже стоял на балконе. Мгновением спустя до нее дошло, что стоит он непривычно неподвижно. Глядя, как это делала она, на яркие краски Суссекса, только он ведь наверняка видел их уже бесчисленное множество раз. Когда Йен повернулся, чтобы взглянуть на это утро, ей показалось, что она увидела, хотя не могла быть уверена, темные круги у него под глазами. Наверное, не спал всю ночь, считая соблазненных им женщин, как другие люди считают овец. Он повернул голову, и Тэнзи показалось, что губы у него напряглись и побелели. Может, допоздна сидел в «Свинье и свистке» или кувыркался с той вдовой, и теперь у него ужасно болит голова.

Наконец он потянулся, как делал всегда, выгнулся, вскинул руки, и эта прекрасная дуга натянула что-то и в ней, как тетиву лука. Она ощущала это тянущее, упругое ощущение внутри себя.

Он взревел, как делал по утрам и раньше, но резко замолчал и поморщился. Затем положил ладони на перила и начал глубоко дышать. Большие плечи двигались медленно и мощно.

Как будто у него что-то болело и он пытался справиться с болью таким способом.

Тэнзи могла подтвердить, что похмелье слишком мучительно. Нельзя сказать, что она уж совсем лишена опыта.

Может быть, разбивая сердца, он окончательно истощил свою несчастную душу.

Рыбий жир, напомнила себе Тэнзи. Высокомерно хмыкнула. И отошла от окна.

– Вы уверены, что не хотите пойти? – Женевьева остановилась в дверях, натягивая перчатки. – Вы могли бы вместе с Оливией отправиться на встречу Общества защиты бедняков Суссекса. Уверена, они будут вам очень рады.

Тэнзи сильно сомневалась, что Оливия ей будет рада. Кроме того, у нее имелись другие планы, и в них не входила возможность провести день с пугающе красивой Оливией Эверси, а Тэнзи уже стала считать ее в некотором роде соперницей или, точнее, планкой, выше которой она намеревалась подняться в Суссексе. Потому что каждой женщине необходима цель. По меньшей мере четыре букета, думала она. И книга.

Тут, словно вызванный силой мысли, на пороге появился лакей с большой вазой, полной белых и розовых цветов.

– Это для вас, мисс Дэнфорт. Куда поставить?

Еще цветы! Она захлопала в ладоши.

– Большое спасибо! Какая прелесть!

Кинула взгляд на вложенную карточку и прочитала вслух:

– «Их яркость и непорочность напоминают мне о вас. Генри Торп, лорд Лестер».

«Непорочность», вот как, лорд Лестер? Что, ради всего святого, вызвало у него такое впечатление? Все же предполагалось, что это комплимент, и Тэнзи стало приятно.

– Получается, сегодня утром принесли пять букетов для вас и четыре для Оливии, – заметила Женевьева лукаво. – Святые небеса, в жизни бы не подумала, что кто-то сможет соперничать с Оливией в получении букетов!

– Ой, мне бы никогда и в голову не пришло их подсчитывать! – отозвалась Тэнзи, все еще глядя на записку. – До чего молодые мужчины Суссекса великодушны и щедры!

– Полагаю, да.

Тэнзи повернулась к лакею:

– Нельзя ли распределить цветы как-то посвободнее? Например, отнесите один букет миссис де Витт и, возможно, еще один викарию, чтобы положить цветок-другой на могилу каждого, у кого их нет.

Лакей определенно тоже подпал под ее чары. Он просиял.

– Все что пожелаете, мисс Дэнфорт.

Женевьева посмотрела ему вслед. Уголок ее рта как-то криво дернулся.

– Вы уверены, что вам будет хорошо весь день в одиночестве, Тэнзи? Мы, скорее всего, уходим до самого вечера. Если повезет, вернемся к обеду.