P.S. I Dare You. Я бросаю тебе вызов - Уинтер Реншоу

Я смотрю на них достаточно долго, чтобы увидеть, как он улыбается, а она смеется, потом тянется через стол и хлопает его по руке. Он закатывает глаза.

Они выглядят так, словно знают друг друга уже давным-давно и им вполне комфортно вместе. Оба сидят в расслабленной позе – она опустила обычно напряженные плечи, он закинул ногу на ногу.

Так вот почему она так настаивала на том, что нам больше не следует спать друг с другом – у нее есть мужчина.

Я ухмыляюсь, сворачиваю за угол и уматываю ко всем чертям прежде, чем мне начнут лезть в голову разные мысли. Но, сделав примерно десять шагов, я натыкаюсь на невероятно восхитительную блондинку, которая бежит ко мне, размахивая руками.

– О боже! Колдер? Колдер Уэллс, это ты? – Тессали Томас, звезда светского реалити-шоу, которой я по глупости присунул, когда мне было чуть за двадцать, практически обвивается вокруг меня, едва не роняя при этом наземь свою мятно-зеленую сумочку от «Биркин». – Поверить не могу, что это ты! Как жизнь? О-о, ты так круто выглядишь, это просто нечестно. Клянусь, ты смотришься еще лучше, чем тогда, когда мы встречались, и это о многом говорит, потому что…

«Встречались?»

У нас с ней было максимум пять свиданок, и я вряд ли назвал бы это «встречаться».

Я помню, что их было пять, только потому, что в честь нашего «месячного юбилея» Тессали наняла какую-то малоизвестную музыкальную группу, дабы они устроили для нас частный концерт на крыше бильярдного клуба, принадлежащего ее отцу, – в «Мясницком квартале» на западе Манхэттена.

– И чем ты сейчас занимаешься? – спрашивает она, упирая ладонь в бедро и улыбаясь во весь рот. Лоб у нее гладкий, словно стекло, а губы куда больше, чем мне запомнилось. – Что новенького?

Она спрашивает так, как будто ей есть до этого дело. Но я вижу в ее глазах этот жадный взгляд. Отвержение делает с людьми странные штуки, оно заставляет их желать того, что они не могут получить – того, чего они недополучили.

– Выглядишь отлично. Занимаешься кроссфитом? – Она проводит ладонью по моему плечу.

Тессали знает, что не может заполучить меня, но все еще желает этого, даже спустя столько лет.

– Я как раз рассказывала Райе – ты же помнишь Райю? – о том, как на третьем нашем свидании ты возил меня в Вермонт покататься на лыжах. У тебя все еще есть тот самолет? – спрашивает она. – «Сессна», если я правильно помню.

Ее телефон дважды звякает, она поднимает палец, читает короткое сообщение и набивает еще более короткий ответ.

– Извини. – Она смотрит на меня сквозь наращенные ресницы полночно-черного цвета и улыбается все той же дурацкой улыбкой. – Поверить не могу, что налетела на тебя прямо на Хаустон-стрит. Ты живешь где-то поблизости? А я все еще на Лексингтон-авеню.

Она закатывает глаза, словно стыдится того, что проживает в шестикомнатной квартире площадью в две тысячи квадратных футов, купленной ее родителями в честь окончания дочерью Нью-Йоркского университета.

Тессали продолжает болтать, но я ее практически не слушаю. Что-то об общих друзьях, которые будто бы видели меня в Париже прошлым летом. Но сейчас – как бы безумно это ни было – я могу думать только об Аэрин, улыбающейся тому долбаному Доктору Совершенство. О том, как она касалась его руки. О том, как сияли ее глаза. О том, какой непринужденной была ее поза.

Боже, как же с ней хорошо – даже если она ненавидит меня каждой частицей своей души.

Она не похожа на Тессали или других женщин, которые вешаются мне на шею. У этих женщин в глазах читается отчаянная жажда, в улыбках – неуверенность, а в поведении – робость.

Они просто хотят нравиться мне.

А Аэрин этого не хочет.

И я солгал бы себе, если бы стал отрицать, что это вызывает у меня определенные чувства.

– Надо как-нибудь пообедать вместе или хотя бы выпить кофе, – говорит Тессали, отряхивая мой рукав. Она как будто ищет удобный предлог, чтобы прикоснуться ко мне. – Чем ты занят? Какие у тебя планы на сегодня?

– Сегодня у меня куча дел.

Она надувает свои искусственно накачанные губы.

– У тебя прежний номер телефона?

«Ну, конечно».

– Да.

Выражение ее лица меняется, она привстает на цыпочки.

– Отлично. Я напишу тебе, и мы что-нибудь придумаем. Круто, что я вот так наткнулась на тебя, Колдер. Я рада, что у тебя все хорошо.

Откуда ей об этом знать? Я ни словом не обмолвился об этом.

Тессали еще раз проводит ладонью по моей руке, потом поправляет сумочку, висящую на ее левом предплечье, мило машет мне рукой и поводит плечом.

Я машу ей в ответ и иду дальше своей дорогой.

Господи, это было неприятно.

Почти так же неприятно, как видеть Аэрин на свидании с другим.

– Ого, ты выглядишь так… по-другому. – Я прищуриваюсь, рассматривая лицо своей лучшей подруги Мелроуз на экране телефона. Она сидит в номере отеля – сейчас она в Луизиане на съемках какого-то фильма Гильермо дель Торо, и мы не общались с ней с тех пор, как на прошлой неделе столкнулись в аэропорту Лос-Анджелеса.

Она проводит по щеке салфеткой для снятия макияжа.

– Знаю. Каждый вечер я трачу минут двадцать на то, чтобы смыть все это, а потом, перед сном, мажусь тремя разными увлажняющими кремами, чтобы кожа не пересыхала. Но это ничего. Завтра гримерша обещала показать мне, как рисовать подводкой широкие стрелки.

– Круто.

– Нью-Йорк хорошо обходится с тобой? – спрашивает она, протирая салфеткой правый глаз. Я пожимаю плечами.

– Для Нью-Йорка – да.

– Как твой контракт? – интересуется она. – Ты всегда находишь интересных клиентов.

Я точно знаю, что она имеет в виду под «интересными». Эксцентричные, денежные, необычные. Но это нормально. Я обслуживаю клиентуру особого рода – тех, кто не хочет иметь дело с агентствами по найму или брать к себе кого попало.

– Ты выглядишь так, как будто тебе нужен отдых, – замечает она. – Я вижу складки у тебя на лбу.

Я кончиком пальца массирую участок между бровями, разглаживая «складки».

– Выкладывай, – говорит Мелроуз. – У меня еще минут двадцать, а потом мне будет звонить Саттер.

Сделав глубокий вдох и подавив пристыженную улыбку, я пожимаю плечами. Изложить все это непросто, поэтому я намерена сказать все, как есть.

– Я переспала со своим боссом. Позавчера. В барном туалете. После того, как потребовала от него объяснений, почему он в тот день был так добр ко мне.

Мелроуз роняет салфетку.

Я продолжаю:

– Но, честно говоря, до того все мое общение с ним было…