Путь к Босфору, или «Флейта» для «Императрицы» - Юрий Яковлевич Иваниченко

английской рождественской открытки – только табачком «Bond street» испорчено. Да и вообще, как нельзя кстати сейчас чуток затуманить нервную остроту восприятия.

Хотя, странное дело: германец, вот такой – многоликий, многоголосый, многорукий, а главное рядом, живой, – как-то и не пугал особенно. Ну, словно оказался ты среди беснующейся своры чужих собак, и вроде как понимаешь задним умом, что и загрызть могут. Но отчего-то не верится, чтобы «аж насмерть». Ну, покусают, штаны порвут, пока не придёт хозяин, не усмирит. Не волки же всё-таки, должны понимать, что такое человек, что нельзя его, как загнанного в угол курятника хорька…

И действительно. Появился краснощёкий и полный, как медный бочонок портера, унтер со штыком на темляке, – осадил весельчаков, уступил место на авансцене офицеру в литовке под шинелью, наброшенной на плечи.

Тот, в свою очередь, рассеянно выслушав рапорт фельдфебеля, пытавшегося преданно таращить поросячьи глазки, отмахнулся, дескать, – сам всё видел, – нехотя распорядился. И без перевода понятно было по кислой его гримасе: «Русский – не нашего ума дело».

Тогда как «юнге фрау», – тут постная мина немецкого гауптмана обрела орлиное выражение героя рыцарской баллады.

Девица была замечена. Вон как щёлкнул каблуками, резко мотнул головой – так, что козырёк кожаной каски наехал на орлиный нос:

– Битте… – предложил руку в белой нитяной перчатке.

И очевидно, что впал в раздумье.

По логике устава, задержанных следовало отправить вверх по команде. Но вот так сразу отказаться от общества смазливой аборигенки? Тем более вполне достойной адюльтера в расовом смысле. Нордическая кровь как-никак, дальняя, но родня по – Volksgeist – духу народа. И с такой соблазнительной улыбкой трёхминутной недоступности…

Марта так искусно покатала алую горошину монпансье кончиком языка из одного угла рта в другой, что гауптмана едва не свело судорогой. Прямо как в кабаке на «Шлюхенштрассе» близ его бранденбургского училища! «Тогда, в туманной юности…» – затуманился взгляд пруссака.

– В ангар пока! – нетерпеливо махнул он белой перчаткой на пленника и предложил аборигенке руку. – Фройлян?

– Фрау, – с достоинством поправила вдова, опираясь на обшлаг литовки. – Фрау Марта э… Мартиньш.

– Оу?! – заинтригованно замычал немец.

– Чудовище, жилец вершин… – проворчал через плечо Кирилл, выдираемый со дна коляски руками немецких солдат.

Морская хроника

Минный крейсер «Берк», выходя совместно с крейсерами «Бреслау» и «Гамидие» из Босфора в Черное море, подорвался на минном заграждении, поставленном в ночь на 22 декабря.

Оставшись на плаву, корабль до конца войны не вернулся в строй.

Вадим.

Приватный аэродром барона Гаузена

– Это наш ша… шанс, – задумчиво протянул Вадим, убедившись, что немцы под руки заволокли брата в распахнутые ворота ангара и даже вернули ему сушёного судака с хохотом и одобрительными возгласами. Несмотря на то, что больше всего их позабавил курьёз со своим же сослуживцем.

Тощий солдат, позарившийся на чешуйчатую мумию судака, с ходу получил от Кирилла оплеуху, – неловкую с пьяных глаз, но достаточно увесистую, чтобы худосочный «Фриц» обморочно рухнул на руки товарищей, и потом ещё долго искал очки в ржавчине сухостоя. Ползая на четвереньках и выслушивая горячие, с рискованным челобитьем, извинения русского.

В общем, развлечений у немцев было предостаточно.

Чем и воспользовался лейтенант Императорского флота Иванов (первый).

С досадой пересчитав в кармане шинели запасные револьверные патроны, Вадим строго-настрого, зверской гримасой, запретил Арине следовать за ним и перебежками, от брошенной цистерны к куче гравия, к штабелю шпал, к столбу семафора, направился вдоль крайней колеи к ангару «Буревестникъ-Таубе».

Наконец выглянул из-за старинной будки обходчика.

С другой её стороны выглянула отнюдь не успевшая позабыться физиономия. С испуганно и дерзко расширенными глазами, с родным рыжим пушком над верхней губой, которую, запыхавшись, разгорячённо облизнула.

– Арина?! – зашипел Вадим.

Девушка неохотно обернулась, но взгляд синих глаз был непреклонен – сверкают газовым пламенем из-под взмокших локонов. Шерстяной платок сбился на плечи, бровь хмуро и даже сердито изломлена. В общем, что гони, что упрашивай – толку?

Вадим покачал головой, попросил:

– Нэ… ну, хоть тут погоди?

– А ты куда?

– Тэ… тут сзади окно заколочено фанерой, – указал Вадим куцым дулом нагана на тыл ангара, где и впрямь, угловое окно было залеплено жёлто-серой аппликацией. – Пэ… почтовой кажется, с дэ… дырками. Посмотрю…

Действительно, потемневшая от дождей фанера тут и там темнела трафаретными двуглавыми орлами и трафаретами «брутто-нетто» и, к счастью, прибита была гвоздиками почтового же калибра, с дюйм. Вылезли они почти без скрипа, когда за угол потянул.

Перед этим уже выяснилось, что и опасаться быть услышанным особо не приходится: сквозь троеточие вентиляционных дырочек уже убедился – заколочено окно было без всякого сожаления, потому как за ним каморка темнела. В ней, в сумраке, туманно побелевшем от проделанной лейтенантом щели, громоздились какие-то полати с инструментами, бочки железные и банки, слесарные тиски на верстаке…

«Видеть бы ещё, что под ногами?» – ухватился за них Вадим двумя руками.

И так «швыряло», и так плыло всё перед глазами после контузии, – стоило только разнервничаться. А как тут не нервничать? Всё-таки ты полуслепой в крысоловке, а крысоловы тут вот, сразу за стеной. Галдят так, что слов не разобрать, кроме не словарных «Scheisse», да производных и всяко наподобие. И это даже не те немцы, что он сегодня в первый раз за всю войну видел не через бинокль. И не те, по которым тебе палить за пару миль, едва различая в трубке дальномера. К этим тебе придется сейчас явиться «гол как сокол» – в смысле практически безоружным.

«Что там шесть патронов в нагане против дюжины винтовок? Даже перезарядить не успеешь. Одна только надежда на этот, как там их Гинденбург говорил…»

Лейтенант Иванов (первый) набрал воздуха в лёгкие, выравнивая дыхание, встал напротив двери из той же фанеры на раме из брусьев, хлипкой с виду.

– Блицкриг, геноссе!

Морская хроника – взгляд со стороны противника

В 15 ч. «Бреслау», «Гамидие», «Берк» и пароход вышли из Босфора в кильватерной колонне, следуя за флотилией тральщиков. В 18 ч. 40 мин. в полной темноте «Бреслау» ощутил сильный толчок, и на корабле решили, что он подорвался на мине; однако никаких повреждений не оказалось. То же случилось и с «Гамидие», который также считал, что подорвался на мине, о чем, как и «Бреслау», известил флот по радио. Оказалось, что тральщики затралили мину, которая при этом взорвалась. Соединение вынуждено было застопорить машины. Но транспорт непоколебимо продолжал свой путь, угрожая протаранить «Берк». Последнему пришлось уклониться в сторону и в темноте сойти с протраленного фарватера; в результате в 19 ч. «Берк» кормой подорвался на мине. Повреждение было довольно значительное, но машинная переборка выдержала, благодаря чему корабль под конвоем 2 буксиров и тральщиков был