У расстрельной стены - Сергей Зверев

Метров за двадцать пять от накрытых столов стоял табурет, на котором вызывающе поблескивала пустая бутылка из-под водки. Видимо, потому что содержимое горело в желудках стрелков, попутно отдавая в голову, в цель пока никому попасть так и не удавалось. Возбужденно переговариваясь и подначивая друг друга, мужики палили раз за разом, но результат, к общему смеху и стыду, оставался нулевым. Матвей тоже заинтересовался импровизированным чемпионатом и подошел поближе к стрелкам.

— А ты, боец, что это ухмыляешься? В сторонке стоишь… Или стрелять не умеешь? — На него насмешливо смотрели умные и злые глаза невысокого мужчины в белой летней гимнастерке без знаков различия. — Что молчишь, язык проглотил?

— Никак нет, — непроизвольно вытянулся в струнку Матвей, чувствуя, как по спине снова пробегает легкий холодок. Улыбка мигом сползла с его лица. Голос! Тот самый, второй, что недавно так начальственно разговаривал с самим Аграновым! Значит, этот пышноволосый коротышка далеко не простой начальник, если комиссар Государственной безопасности первого ранга, замнаркома разговаривает с ним как с равным — нет, пожалуй, даже как со старшим по званию. — Не проглотил. И стрелять умею.

— Да ты, я вижу, к тому же еще и трезвый! Почему не пьешь? Не умеешь? Или товарищей своих не уважаешь и пить с нами не хочешь?

— Никак нет! — отрапортовал Дергачев. — Просто за рулем не пью — правило у меня. Чтоб в аварию, не дай бог, не попасть. Начальство ведь вожу — дело важное и ответственное. А товарищей я, конечно, уважаю!

— Молодец! Ну, раз уважаешь, то бери в руки «наган» и вперед — на исходную! Попадешь, поддержишь честь наркомата — награжу! Промажешь — попрошу товарища Агранова, чтобы он тебя на месяц в дворники перевел. Не умеешь с револьвером, маши метлой, сукин сын!

Матвей взглядом отыскал Медведева, тот, к счастью, оказался рядом и в ответ на немой вопрос подбадривающе кивнул.

Дергачев вышел на исходную позицию, сопровождаемый нетрезвыми выкриками товарищей, вытащил из кобуры «наган» и, почти не целясь, выстрелил — пуля вдребезги разнесла бутылку.

— Да ты, я смотрю, и правда молодец! — Мужчина, слегка качнувшись, легонько стукнул его по плечу. — Так, продолжаем наш чемпионат! Усложняем задачу: табурет отнести еще шагов на десять, а вместо бутылки пусть будет папиросная пачка! У кого есть пустая?

Сразу несколько рук услужливо протянули пачки — кто пустую, а кто, сгоряча, и полной не пожалел. Матвей посерьезнел и расслабленно встряхнул руками. После чего медленно поднял револьвер и, затаив дыхание, плавно потянул за спусковой крючок. Ударил выстрел — пачка, пробитая пулей, слетела с табуретки.

— Да ты просто Вильгельм Телль! — В нетрезвых глазах незнакомца плескался настоящий азарт. — А в коробок спичечный сможешь?

— Можно попробовать, — солидно кивнул Дергачев, выбрасывая из барабана стреляные гильзы и перезаряжая «наган».

Через несколько минут он, чувствуя напряженный звон во всем теле, медленно поднял руку с зажатым в пальцах револьвером. Придержал дыхание, точно совместил мушку и прорезь прицела и на короткое мгновение замер. Выстрел! Коробок постигла участь папиросной пачки…

— Вот, товарищи, учитесь! Берите пример с… как там тебя?

— Матвей Дергачев!

— С товарища Дергачева, — кивнул мужчина и, поворачиваясь к толпившемуся позади рубежа начальству, поинтересовался: — Чей боец?

— Мой, Николай Иванович! — с готовностью отозвался Медведев. — Хороший парень, надежный.

— Коммунист?

— Так точно, с двадцать четвертого! — ответил Матвей, вновь принимая стойку «смирно».

— Молодец, товарищ Медведев! Достойные кадры умеешь подбирать. Вольно, Дергачев! Приз за мной — Ежов никогда ни о чем не забывает. А теперь, товарищи, по-моему, пора и выпить, хватит патроны без дела переводить. Не по-хозяйски это!

Серебряные часы с гравировкой «Тов. Дергачеву за отличную стрельбу. Наркомвнудел СССР Ежов» Матвей получил чуть позже, в октябре. На тот момент Ягода — Большой Генрих — был снят с поста наркома внутренних дел и назначен наркомом связи. В январе тридцать седьмого главный строитель Беломорского канала, «первый инициатор, организатор и идейный руководитель социалистической индустрии тайги и Севера» вылетел и из этого кресла, был исключен из партии, а в конце марта арестован. Настали новые времена…

Дергачев, стараясь не стучать каблуками сапог, держался чуть сзади и слева за деловито шагавшим по скуповато освещенным коридорам и переходам внутренней Лубянской тюрьмы сопровождающим.

Этаж за этажом, изолированные друг от друга отсеки, окованные железными листами двери с квадратами окошек и решетки, решетки, решетки. Невыветриваемые запахи карболки, казенной сапожной ваксы и кислых щей… И тишина. Тишина особая, в которой даже приглушенные звуки неторопливых шагов звучали чуть ли не кощунственно. Окрашенные в серый стальной цвет прочные стены надежно защищали тайный мир Лубянки от мира большого, напоминавшего о себе лишь иногда доносившимся лязгом и звонками трамваев на Мясницкой.

Спускаясь по чуть выщербленным ступеням с этажа на этаж, Матвей вспомнил, что примерно такую же тишину он уже встречал — в красно-ковровых коридорах обкома партии. Только в обкоме она была какой-то сдержанно-торжественной, вызывающей легкий трепет в душе, а тишина здешняя непонятным образом рождала ощущение собственной малости, неуверенности и страха — страха навсегда остаться в этих стенах и уже никогда не увидеть ни солнца, ни яркого голубого неба, ни радостных лиц людей на веселых весенних улицах, по которым, деловито трезвоня, ходят красно-желтые трамваи…

— Пришли, — сухо сообщил сопровождающий. — Значит, так… Становись вот здесь, в углу. И ждем. Как самочувствие? Справишься? Помогать не придется?

— Все в порядке, товарищ старший лейтенант, справлюсь!

— Все помнишь? — Старший лейтенант, мужчина лет сорока в круглых учительских очках, пытливо и строго посмотрел на Дергачева.

— Так точно, помню!

— Ну, все, тогда ждем. Если что, не переживай, я здесь…

Матвей достал из кобуры «наган», расслабленно опустил руку с револьвером и приготовился ждать. Несмотря на все заверения, небольшой трепет он все же испытывал. Но это не был страх или неуверенность в своих силах — младший лейтенант всего лишь слегка опасался, что не сумеет выполнить задание настолько точно и четко, как от него требуется…