Страж южного рубежа - Александр Забусов

— Иди ко мне!

В армии выполнение приказов вдалбливается с первых дней службы. Вышел из-за стола, шагнул к Варваре. Дух противоречия усиленно боролся со спермотоксикозом.

— Ты хочешь мне что-то сказать?

Ничего она ему не сказала. Как только он оказался рядом, она прижалась к нему всем телом. Монзырев уловил запах ее волос, запах всегда так приятно пахнущего тела. Рванув узел веревки гашника на шароварах, сунула руку туда, где катастрофически быстро поднималось естество. Монзырев, чисто на упрямстве и остатках самолюбия, еще пытался держаться. Прижав его спиной к дверному косяку, Варька стянула шаровары до самых колен, и сама опустилась на колени перед ним. Нежные, мягкие руки ухватили его ягодицы. А губы, самые сладкие губы, в этом богом забытом десятом веке, охватили весь низ живота. Из горла Монзырева вырвался грозный рык. Долгое воздержание, приближало тот миг блаженства, после которого женщина опустошает мужчину всего до последней клеточки. Монзыреву захотелось, чтобы это произошло как можно быстрее. Но Варька, зараза, внезапно бросив истязать упругим и влажным языком, самое дорогое для любого мужчины, носимое при себе всегда личное «оружие», встала на ноги, одним движением разорвала рубаху на груди, впилась острыми зубками в его сосок. Монзыреву это не понравилось. Обхватив ее голову руками, попытался вернуть в прежнее положение. Кто бросает начатое, не доведя дело до логического завершения? Варькино упрямство, до брака и в браке с ним, часто приводило Монзырева в бешенство. Но данная ситуация, когда сперма готова с напором лезть даже из ушей, его просто добила. Короткое время происходила любовная борьба. Варькины потуги, встать на ноги из первоначального положения, закончились тем, что она резко отстранилась. Встав, через голову сорвала с себя легкое платье, оставшись в лифчике, кружевных трусах и чулках на босую ногу. Увидев все это, Монзырев, свирепея, подался к бывшей жене. Негодяйка, с ехидной улыбкой отступила назад, на улицу, прямо к подворью с истуканами. Монзырев шагнул за ней, забыв про спущенные шаровары, запутался в них, чебурахнулся с низкой ступени. Нифига себе — удовольствие смазала. Стащил с себя шаровары вместе с сапогами.

— «Мешают».

Рванулся к ней, остервенев полностью, давясь слюной и издыхая от страсти. Прижав к стене избушки, впился губами в ее горячие губы. Вытащил из чашечек лифчика налитые полные груди с набухшими коричневыми вишенками сосков. Перешел на шею, соски сжав, может быть, чуть сильнее, чем надо. Из Варькиной груди вырвался животный крик, говорящий о полученном удовольствии. Хорошо, что на капище в это время, кроме истуканов никого не было. А то глядишь, собралась бы толпа, советами замучила. Ё-оо — как хорошо.

Выбрав момент, Варька выскользнула из медвежьих захватов Монзырева, отбежав, показала язык, улыбаясь при этом.

— С-сука, что ж ты делаешь? Достала уже своими выкрутасами. Нет, я все ж прибью завтра волхва. Устроил тут мне вечер встречи.

Варька стояла у истукана Мары, поглаживая себе низ живота, мягкий пушок волос под ним, указательным пальцем приподняв влажную припухлость чуть вверх, в сторону пупка. Другая рука мяла полную грудь. Улыбка не сходила с лица.

— Дурачок. Ха-ха-ха… Дурачок. Ну, иди сюда. Или ты не хочешь меня?

— Варька, — захрипел Монзырев.

— Толя, Толечка, проснись!

Монзырев открыл глаза, над ним склонилось девичье лицо, на котором читался испуг. Он все еще находился в избушке волхва. Полностью одетый. Рядом, приподнявшись на локте, лежала Галина в длинной до пят льняной рубашке. Длинные волосы ее были распущены. Ладошкой она вытирала крупные капли пота, выступившие на лице Монзырева.

— Кошмар приснился?

— Ты как здесь?

— Люблю я тебя, дурачка. Давно люблю, а ты не замечаешь. Вот и поговорила с Вестимиром. Крутишься как заведенный, постоянно на людях. Наедине и поговорить некак. Я уже и к Ладе ходила, чтоб помогла.

— Ну, спасибо тебе Лада, богиня любви. Сначала потешилась, а затем наградила. Иди ко мне.

— Люби-имый.

Монзырев безбожно проспал. Проснулся поздно утром от жажды. Все та же Вестимирова избушка, рядом, забросив руку и ногу на него, посапывала Галка, улыбаясь во сне. Толик провел рукой по бархатистой коже голой спины женщины, одновременно вспоминая приснившийся сон и последовавшую за ним беспокойную ночь. Упившееся удовлетворением естество, снова предательски стало подниматься.

«Нет, хватит, — глянув в слюдяное оконце, понял, что на дворе позднее утро. На столе коптил светильник. — Пора и честь знать».

— Галочка, солнышко мое неожиданное. Пора вставать.

Не открывая глаз, Галка потянувшись к лицу Монзырева, чмокнула в щеку.

— Ну, еще чуть-чуть полежим. У меня такое ощущение, что это первый выходной день за полгода здешней жизни.

— Неудобно, я велел людей собрать.

— Да люди поймут.

— Та-ак…

— А что ты хочешь, ведь это большая деревня.

— Етическая сила!

— Ну, о чем я вам здесь собранным хочу поведать. Все вы знаете, что вчера мы вернулись из объезда соседних весей. Бедуют люди, не оправились еще от нашествия кочевников. У меня такое ощущение, что печенеги на нашу территорию, словно в лес по грибы каждое лето ходят. Пришли, набрали полное лукошко на жарёху, на следующий сезон все повторяется снова. Выводы, почему-то никто не делает. А, надо бы! Помощь, если приходит — поздно. Вот в следующем году мы со старейшинами договорились о способах оповещения и взаимопомощи. Потребуется принять в наше городище людей из ближайших селений.

— Это как? Мы тут детинец построили, а соседи на готовое, прятаться придут в случае нападения? Нам что их кормить, поить, на общий кошт брать?

— О чём ты говоришь, Свень? Когда загорается халупа у соседа, неужель ты будешь смотреть на пожар? Не поможешь потушить? Оттого, что мы поделимся едой, не обеднеем, — Боривой приподнялся из-за стола. — Вот и отец у тебя такой же прижимистый был.

— Можно прокормить одного, ну десятерых. А когда сюда сбежится вся округа, попробуй им всем кров дай и накорми. Самим бы отбиться от печенегов.

— Вот тут ты прав, Свень. Отбиться бы от печенегов! — Монзырев встал из-за стола. Легкой походкой прошелся вдоль сидевших старейшин артелей, как здесь называли бригадиров. Остановился возле широкоплечего Свеня, возглавлявшего лесорубов. — Ты пойми, чудак человек, ведь не только старики, женщины и дети придут. Придут мужики, ярые до хорошей драки, понимающие, что кочевник за их семьями, за их имуществом пожаловал. А воины для крепости, нам, ох как нужны. Ты посмотри, какие стены, башни какие высокие. А защищать их, люди потребны. Мало нас на такой детинец. — Он положил ладонь на плечо Свеня, пытливо вглядываясь ему в лицо. — Ну, я прав, Свень?

Потупившись, тот полез заскорузлой пятерней к своему затылку, судя по всему, требовалось почесать напрягшийся извилинами «калган».