Завоевательница - Эсмеральда Сантьяго

Испания запрещала острову, как своей колонии, вести прямую торговлю с другими странами. Ежегодные субсидии, которые правительство ранее выплачивало тысячам военнослужащих и чиновников, частенько поступали с опозданием из-за плохой погоды, пиратов или коррупции. Лишенные законной возможности торговать, островитяне наладили потребительское хозяйство. Возникло несколько крупных скотоводческих хозяйств, производивших мясо и кожу, но в основной своей массе фермеры занимали небольшие участки земли, зачастую не имея на то законного права. Путешественники, составители комментариев и священники наблюдали и описывали условия жизни пуэрто-риканских бедняков, хибарос, и отмечали ужасающую бедность и хаотичное смешение рас.

Фельдмаршал Алехандро О’Рейли, монах Фрай Иньиго Ласиерра, натуралист Андре Пьер Ледрю и наемник Джордж Флинтер среди прочего обращали внимание также на исключительную плодородность островных земель, но считали местных крестьян, кампесинос, лентяями и сетовали, что хибарос постоянно кочуют с места на место, самовольно селятся на королевских землях, где рубят стволы пальм и строят хижины, крытые листьями и соломой. Европейские путешественники пришли к выводу: пуэрто-риканские хибарос довольствуются малым и выращивают ровно столько, сколько нужно на прокорм семьи, а все остальное время валяются в гамаках, пьют водку домашнего изготовления, играют в карты да еще разводят бойцовых петухов. А с чего бы, спрашивали наблюдатели, у кампесинос возникало желание работать как следует, если они могли выкопать из земли немного бататов, подобрать пару плодов манго и авокадо, собрать несколько яиц — и этого вполне хватало для удовлетворения их минимальных запросов? Потребительское хозяйство, предупреждали они короля, не может развиваться и приносить прибыль.

В конце восемнадцатого века наблюдатели и официальные представители испанской Короны рекомендовали властям увеличивать количество и площади сахарных плантаций и ввозить больше африканцев для обеспечения контролируемой альтернативы непокорным местным трудовым ресурсам. В соответствии с наложенным правительством ограничением рабы не должны были превышать двенадцати процентов от белого населения.

Невольников на острове становилось все больше, и обращались с ними все хуже. Для урегулирования отношений рабов и их хозяев испанское правительство издавало Своды законов о рабовладении, последний из которых появился на свет в 1842 году. Рабовладельцам предписывалось «усердно внушать (рабам), что они обязаны повиноваться властям, почитать священнослужителей, уважать белых людей, учтиво вести себя с цветным населением и жить в согласии с другими невольниками». Свод определял, сколько еды полагалось рабу в неделю и сколько предметов одежды в год, а также ограничивал продолжительность рабочего дня (десять часов и шестнадцать во время сбора урожая). Раб должен был «подчиняться и выказывать такое же почтение хозяевам, майордомос, майоралес и другим управляющим, какое выказывает он родному отцу, и выполнять все требования и возложенные на него обязанности; в случае же их невыполнения рабу назначается наказание, исполняемое человеком, на которого возложено руководство, в соответствии с характером нарушения или невоздержанности в виде тюремного заключения, кандалов, цепей, колодок или тисков, налагаемых на ноги, но ни в коем случае не на голову, или порки кнутом, не превышающей двадцати пяти ударов».

Предполагалось, что рабовладельцы будут следовать сорока восьми положениям Свода, однако злоупотребления случались чудовищные, и, если на хозяина представляли рапорт о плохом обращении с невольниками, делу редко давали ход.

В 1845 году, когда Ана, Рамон и Иносенте поселились в Лос-Хемелосе, испанское правительство запретило ввоз пленных африканцев на Пуэрто-Рико. К тому времени на плантации было пятнадцать рабов-босалес, привезенных из Африки мужчин и женщин, что составляло больше половины работников. Основная часть этих босалес раньше трудилась на датских островах Сент-Томас и Санта-Крус или во французских колониях — на Мартинике или в Гваделупе. Пытаясь вырваться на свободу, невольники бросались в море, где их подбирали корабли, патрулировавшие территорию в поисках беглецов. Вместо того чтобы возвращать рабов законным владельцам, капитаны продавали их на незаконных торгах в укромных бухточках и заводях на других островах. Приобретая рабов в подобных местах, новые хозяева экономили на налоге, взимаемом испанским правительством в размере двадцати пяти песо с каждого раба. Десятерых из тридцати трех рабов плантации Лос-Хемелос Северо Фуэнтес купил на нелегальных торгах сразу после того, как близнецы встретились с ним и наняли его управляющим.

Северо принадлежали лучшие невольники, которых он отдавал внаем на гасиенду. Управляющий владел плотником Хосе, его женой Инес, их детьми, а также Флорой, кухаркой Мартой, слугой близнецов Тео, его женой Паулой и застенчивой маленькой девочкой по имени Нена, носившей воду, убиравшей дом и стиравшей белье.

Остальную рабочую силу составляли креолы. Рожденные в рабстве здесь, на острове, они имели ничуть не больше прав или привилегий, чем те, кого захватили в плен и привезли из других мест.

Северо глаз не спускал с босалес, поскольку они больше, чем креолы, были склонны к побегу. Им запрещалось разговаривать на родном языке. Как только невольников доставляли в испанские колонии, их крестили, не принимая во внимание, откуда они были родом, и по-новому называли несчастных, невзирая на традиции и племенные имена. Те, кто прибыл с Мартиники, из Гваделупы, с островов Сент-Томас и Санта-Крус, говорили на французском, голландском или английском, но их тоже заставляли учить испанский.

Вопреки стараниям островитян испанизировать босалес, те были верны обычаям и предрассудкам своих предков. Некоторые из них были кровными врагами, и эту вражду не истребило даже изнурительное плавание через океан. Щедрые порции кнута заставляли их работать вместе, и все-таки в первый месяц после прибытия босалес в Лос-Хемелос один невольник убил другого, так как в Африке их племена враждовали. Северо Фуэнтес избил виновного до полусмерти, но рабы стоили так дорого и так трудно было их обучать, что убийцу привели в чувство и отправили на работы в поле, как только он смог встать на ноги.

Рабы-креолы боялись босалес и одновременно испытывали перед ними благоговейный трепет, поскольку те были хранителями традиций, которые рожденные на острове невольники либо забыли, либо вообще никогда не знали. Попытки заставить рабов принять католицизм как единственно правильную веру оказались успешными лишь отчасти. Ни босалес, ни креолы не видели причин, почему нельзя молиться всем сразу: и своим племенным божкам, и Господу Богу, и Непорочной Деве. Как бы то ни было, испанцы не разрешали рабам говорить на родных языках, поэтому африканцы называли своих божков по-испански. Йемайя, йорубская богиня моря и плодородия, превратилась в Деву Марию; Балабу Ай, бог врачевания, стал святым Лазарем; Обатала, создавший людей из глины и покровительствующий увечным, функционировал как милосердная Матерь Божия.

Трое босалес были последователями ислама. Они отказывались есть свинину, которая составляла основу мясного рациона невольников, и отдавали другим рабам свою порцию шпика в обмен на овощи и кукурузную похлебку. А еще они хотели молиться пять раз в день, но стоило им встать на колени, как их тут же стегали плетью и заставляли возобновлять работу.