Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - Джордан Белфорт

Эту бомбу я взорвал уже у них в гостиной, где проходили все важные разговоры. Отец сидел на своем любимом стуле, мать – на кушетке. Она читала книгу, и я почему-то до сих пор помню, что это была книга «О смерти и умирании».

Не знаю почему, но мать всегда любила такие мрачные книги. А отец тем временем смотрел очередную серию сериала про копов и уничтожал свои легкие бесконечным курением.

Я сел напротив отца и сказал: «Ребята, мне надо с вами пару минут поговорить».

Отец посмотрел на мать и сказал слегка недовольным тоном: «Ли, выключи, пожалуйста, на минутку „Ти Джей Купера“». Мать бросила книгу и почти бегом бросилась к стене, чтобы выключить телевизор. Вот такие были отношения у моих родителей, Безумного Макса и Святой Леи. Она проводила большую часть дня, пытаясь не допустить, чтобы он съехал с эмоциональных катушек.

Я сказал им: «Я понял, что стоматология не для меня. Я проучился целый семестр и теперь точно знаю, что никогда не буду счастлив, если стану работать дантистом». Это, конечно, была ложь, но я решил, что если признаюсь, что ушел в первый же день, то они просто взбеленятся. Но моя мать в любом случае не хотела с этим смириться.

«А я и не думала, что ты всю жизнь будешь простым дантистом, – сказала она, – я мечтала, что ты когда-нибудь откроешь сеть стоматологических клиник или придумаешь новый способ лечения зубов. Еще не поздно».

«Нет, мама, уже поздно. Я не вернусь туда», – и тут в поисках поддержки я посмотрел на отца. Он в подобных ситуациях обычно вел себя лучше. Он любил кризисные ситуации, они, кажется, его каким-то образом успокаивают, даже сейчас. А вот мелочи выводили его из себя. Я сказал ему: «Папа, послушай, я не хочу быть дантистом. Я хочу быть продавцом. Я создан для того, чтобы продавать». И тут мать вскочила с кушетки и завопила: «О господи, Макс! Только не торговец! Что угодно, только не это!» Потом она повернулась ко мне, сказала: «Посмотри, что ты уже со мной сделал», наклонила голову и показала маленькую прядь седых волос. «Она появилась, когда ты прогуливал уроки в десятом классе и целыми днями курил марихуану с этим ужасным Ричардом Кушнером». Потом она показала на морщинку у себя на лбу и добавила: «А это появилось, когда ты начал выращивать марихуану в чулане и сказал, что это школьный проект по ботанике! А теперь ты уходишь из стоматологической школы, чтобы стать торговцем!»

Я постепенно начинал терять терпение и сказал немного резким тоном: «Мама, я не вернусь в стоматологическую школу, это решено!»

«Нет, не решено!»

«Нет, решено!»

И так мы с ней препирались, пока не вмешался Безумный Макс. «А ну заткнитесь оба, – завопил он, – о господи!» И он удивленно покачал головой. Потом он посмотрел на мать и сказал: «Леа, он не вернется в стоматологическую школу. Зачем?» Потом он посмотрел на меня, тепло мне улыбнулся и сказал с некоторым намеком на британский акцент: «И продавцом чего ты хотел бы стать, сынок? Что бы тебе хотелось продавать?»

– Ваш отец британец? – спросил Одержимый. – Я не знал.

Его тон выдавал крайнее изумление, как будто кто-то сообщил ему совершенно непроверенную информацию.

– Вообще-то нет, – ответил я, – просто он всегда говорит с британским акцентом, когда старается быть рассудительным. Это вторая личность моего отца: сэр Макс. Это его приятное альтер эго. Понимаете, когда Безумный Макс становится сэром Максом, он поджимает губы и начинает говорить как британский аристократ. Это очень занятно, особенно с учетом того, что он никогда не бывал в Англии.

Я опустил уголки губ и пожал плечами, как бы говоря: «Есть вещи, которые не поддаются логике, и не стоит даже задумываться над этим». Потом я сказал:

– Но сэр Макс лучше. Он никогда не выходит из себя. Он во всех ситуациях ведет себя рассудительно.

– И что же вы сказали сэру Максу? – поинтересовался Ублюдок.

– Ну, сначала я мямлил что-то о возможности продавать медицинские или стоматологические товары и о том, как это может сочетаться с моим дипломом. А потом, как будто неожиданно подумав об этом, я заговорил об Элиоте Левенстерне, мясе и морепродуктах. Мать, конечно же, сразу начала меня мучить, используя ее собственный вариант еврейского чувства вины, в котором обычный вариант еврейского чувства вины смешивается с пассивной агрессивностью и сарказмом.

«Мой сын будет торговать мясом! – кричала она, брызгая слюной. – Просто чудесно! Он уходит из стоматологической школы, чтобы торговать вразнос мясом. Его мать должна быть просто счастлива». Она добавила еще несколько хорошо продуманных слов, но тут зазвонил телефон, сэр Макс превратился обратно в Безумного Макса и начал ругаться: «Этот чертов дерьмовый телефон, блин! Кто, черт возьми, имеет наглость звонить домой во вторник вечером? Бестактный ублюдок! Чертов наглец!» Мать вскочила с кушетки и бросилась к телефону со скоростью Джесси Оуэнса, одновременно умоляя отца: «Макс, успокойся! Успокойся! Я сейчас сниму трубку!» Но Безумный Макс все еще бормотал себе под нос проклятия: «Этот чертов ублюдок! Кто позволяет себе звонить людям домой чертовым вечером вторника?»

Я пояснил с наигранной серьезностью:

– Мой отец просто ненавидел звонящий телефон! Точно вам говорю, ничто так сильно не выводило его из себя.

– Почему? – спросил Одержимый.

Я пожал плечами.

– В основном потому, что он не любит перемены. Он ненавидит любые проявления перемен. За последние тридцать шесть лет он ни разу не сменил адрес, номер телефона, химчистку, автомеханика, он даже белье относит стирать в одну и ту же китайскую прачечную! Он знает всех владельцев этих заведений по именам, это просто поразительно.

Я покачал головой, чтобы подчеркнуть свою мысль.

– Звонок телефона вносит в его окружающую среду нежеланный раздражающий элемент, создавая возможность перемен. Неважно, принесет этот звонок хорошие или плохие новости, он все равно выведет Безумного Макса из себя.

Я снова пожал плечами, как будто это просто было еще одной характерной чертой Белфортов. Потом я продолжил:

– При нормальных обстоятельствах самое плохое, что моя мать могла сказать после того, как она сняла трубку, было: «Макс, это тебя!» Но как только Макс брал трубку, он снова становился сэром Максом и начинал говорить с британским акцентом. «Алло! О, здравствуйте! Привет, мой друг!» И он оставался сэром Максом до конца разговора, после чего тут же снова превращался в Безумного Макса, начинал сыпать проклятиями, возвращаясь к креслу, где он до этого сидел, и изрыгал их, пока усаживался обратно.

– Но в тот день, когда моя мать подошла к телефону, оказалось, что звонят не отцу. Это Пингвин звонил мне. Так что отец тут же начал шипеть: «Этот чертов телефон. Всегда одно и то же. Этот чертов Пингвин. Из какой дыры он вылез? Этот придурок Пингвин, этот косолапый идиот…»

К этому моменту мы все истерически хохотали. Первым пришел в себя Ублюдок.