Ледяной город - Карен Джой Фаулер

— Это я люблю мечтать.

Время разговора подходило к концу, и, кажется, Лейн не проявил интереса. Женщины могли в любой момент вернуться из магазина.

— Я знаю, кое-кто считал отца посмешищем, — добавил я.

Я никогда не видел Лейна и мог никогда больше не говорить с ним, но я не хотел его жалости. Если мой отец убил себя, значит, так оно и было.

— Тот, у кого есть любящие его дети, не посмешище, — ответил Лейн. — Я буду в пятницу. Никому об этом не говори.

(2)

Аддисон давно закрыла для других свою личную жизнь, да и все остальное тоже. Но когда-то она была откровеннее. После выхода в свет «Ледяного города» она сообщила, что описанная в книге секта (совсем не та, в которой воспитывался Максвелл Лейн) имела реальный прототип — общину из Оровиля,[32]которую возглавлял некий брат Исайя. Община существовала недолго, и про нее мало что было известно. Но Аддисон не жаловалась: так даже лучше, говорила она, есть простор для воображения.

Работая над «Ледяным городом», она перенесла действие из тридцатых годов в шестидесятые и из Оровиля в трейлерный парк близ Клиар-Лейк,[33]а также расширила состав общины. Кое-что осталось неизменным: имя брата Исайи и основы вероучения. Брат Исайя утверждал, что он бессмертен, и обещал каждому из своих последователей вечную жизнь.

Время — деньги и всегда будет ими, а потому не ждите, что бессмертие обойдется вам дешево. Оба брата Исайи, реальный и вымышленный, обогатились на его продаже. Оровильская община распалась после того, как брат Исайя, сколотив состояние на бессмертии, скончался от обширного инфаркта.

В книге же первым умер свистящий человек. По всем признакам — самоубийство. Брат Исайя в романе успокаивал членов общины: самоубийство — особый случай, оставленная открытой дверь. Бессмертие, по его словам, не отменяло свободы выбора.

Сын покойного, однако, не верил в самоубийство отца. Именно он пригласил Максвелла Лейна и тем самым запустил механизм, убивший еще двоих — самого брата Исайю и жену Бима Лэнсилла.

В реальном мире между Оровилем и Холи-Сити существовала некоторая связь. После распада оровильской общины отец Райкер предложил приют оставшимся ее членам, но выдвинул два условия: первое — никакого вздора насчет бессмертия; и второе — сбрить бороды, подстричь волосы и вообще привести себя в порядок. В Холи-Сити не место неряхам, заявил он. Последователи отца Райкера звали его Утешителем.

Нет никаких свидетельств того, что хоть кто-нибудь из «бессмертных» принял его предложение.

(3)

Рима явилась к обеду вся в мыслях об этом убийстве, но поговорить о нем так и не удалось. «Скажите, в „Ледяном городе“ одно из убийств вам подсказала Констанс Веллингтон? — намеревалась спросить она. — А было ли реальное убийство?»

Вместо этого пришлось слушать пустую болтовню про грейпфруты сорта оро-бланко. Кто-то сказал Тильде, что видел их на рынке, хотя для оро-бланко было еще рано, и когда она спросила у продавца, глазки его расширились, словно он никогда не слышал большего бреда.

— Он посмотрел на меня как на пустое место, — пожаловалась Тильда. — Такого не было с тех пор, как я жила на улице.

Она передала Риме салатницу. Салат был из инжира, мяты и стручковой фасоли. При каждом движении Тильда издавала звук наподобие щелчков кастаньет. На ней было звучащее ожерелье — большое и громкое, из ракушек, желудей и перьев: такое мог бы изготовить Энди Голсуорси.[34]Рима решила, что такое ожерелье уже заставит продавца в продуктовой лавке смотреть на тебя как на пустое место, даже если ты не будешь сверхоптимистичен насчет грейпфрутов. В целом Рима ничего не имела против ожерелья. Его носитель не подкрадется к вам незаметно с блюдом свинины или занесенным ножом. Тильда была совсем как кошка с колокольчиком.

И тут она спросила:

— После выходных не было ничего от Мартина?

Итак, она все-таки сумела подкрасться к Риме незаметно.

Рима подумала, что, если сказать «да», Тильде это может быть неприятно — вдруг та не получала писем от Мартина? Потом она подумала, что не сказать «да» — значит соврать. Поэтому она сказала, что получила письмо, но между вопросом и ответом возникла подозрительная пауза. На самом деле Рима получила два письма, так что ее ответ, не будучи ложью, совершенно правдивым тоже не был.

Наверное, надо было сказать, о чем письмо, но тогда все еще больше осложнилось бы. Если Тильда узнает, что Мартин мог бы приехать в «Гнездо», не отшей его Рима, — обрадовалась бы она или расстроилась?

Все это сбило Риму с толку, и она даже не заикнулась об убийстве — о том глухом деле. Впрочем, глухое дело могло и подождать.

(4)

После обеда три женщины и две собаки пошли на второй этаж смотреть сериал «Остаться в живых»,[35]который Аддисон записала на кассеты. В комнате с телевизором было два кукольных дома: из «Средней величины» — ботулотоксин в зеленой фасоли — и из «Аш-два-ноль», который опознавался мгновенно, ибо действие происходило под водой. «Аш-два-ноль» был одним из самых слабых романов, но домик выглядел великолепно: аквариум, наполненный соленой водой, с настоящими рыбками и керамическим аквалангистом — такие часто встречаются в аквариумах, только у этого трубка акваланга была повреждена. Над телом плавал игрушечный осьминог. Аддисон любила осьминогов. Это очень, очень умные создания, повторяла она — и потому никогда не ела осьминогов.

Все это, разумеется, было чертовски трудно протирать.

Аддисон сидела в кресле с откинутой спинкой. Рима и Тильда делили кушетку, у которой были мягкие ручки, чтобы класть голову, а для тепла — пледы, одеяла и две таксы.

Аддисон объявила, что позволит себе виски, дабы отпраздновать взятие сената. По правде говоря, она позволяла себе виски чуть ли не каждый вечер: когда не было повода праздновать, пить приходилось из-за действий администрации Буша.

— Буду радоваться победе, — сказала Аддисон. — Даже если она окажется пирровой. Вся моя жизнь — это вечная борьба за одно и то же, против одних и тех же. Вьетнам, Ирак. «Если так поступает президент — это не преступление». Прослушивание телефонных разговоров, ограничение права голоса. Мы, левые, должны радоваться нашим немногим победам.