Как выжить среди принцесс  - Шимун Врочек

Злата сидит на кушетке и самозабвенно рыдает. В руке – плюшевая собачка. Я вздыхаю.

– Злата, что на этот раз? – спрашиваю спокойно.

– Василиса-а!

– Что Василиса?

– Василиса-а… не хочет со мной игра-ать!

Поворачиваюсь к старшей:

– Василиса, почему ты не хочешь с ней играть?

– Ага, – когда Василиса нервничает или обижена, она начинает говорить очень высоким надорванным голосом: – Это ее щенок самый лучший и все умеет делать, все должны им восхищаться. А мои щенки самые отстойные!

– Ты жадина! – кричит Злата в ответ, забыв про плач.

– Сама ты жадина!

– Нет, это ты жадина!!

– Нет, ты!!

Обожаю женщин. Они всегда могут договориться, не то что эти агрессивные злобные мужики, от которых на земле все конфликты.

– Сердце пое-от… над разливо-о-ом поле-е-е-ей!

На самом деле это ария Риголетто «Смейся, паяц!».

Злата орет ее от души.

Во всю мощь творческой натуры.

– Сердце пое-от… над разбитой любовью! моей!

– Сердце пое-от… и не может люби-и-ить! ничего!

Слова на ходу меняются. Злата импровизирует. И только «сердце поет» остается неизменным. Это ничего. Я в детстве считал, что вместо «яблоки на снегу» на самом деле поется «яблогимнастику». И думал: что это вообще, блин, такое – яблогимнастика?! Совсем обнаглели эти артисты!

Я нашел и включил Злате оригинал – из старого советского фильма.

– Смейся, пая-аац! Над разбитой любо-овью! – выводит прекрасный баритон. Хорошее исполнение.

Жена:

– Ты слышала, Злата? Тебе понравилось?

Злата слушает, потом говорит серьезно и снисходительно:

– Немножечко не так, мама. Маша делает по-другому…

И тут же начинает орать:

– Сердце пое-от… над разливо-о-ом поле-е-е-ей!

Спасибо мультфильму «Маша и Медведь», теперь мы немного больше знаем об опере.

Василиса (наши двенадцать) смолоду мечтает о профессии журналиста. Пока в ее представлении журналист мечты – тот, кто ездит по разным странам и ходит на выставки картин (и прочего). Черт, дайте мне эту работу!

Недавно мы обнаружили исторический документ: Василиса, когда ей было девять с половиной, гостила у бабушки под Уфой и делала заметки в блокноте. Чтобы приблизиться к профессии мечты. В то лето мы ей сказали: представь, что ты уже журналист. И пиши.

Написав две заметки, юный журналист выдохся и остаток лета всячески расслаблялся.

Но один из этих репортажей чудом дошел до наших дней (орфография автора сохранена):

Главное, вывод верный.

Мужчины последовательны, женщины параллельны.

– А я вижу Рому, – говорит мне девица (наши четыре года). – Привет, Ромка! А я иду на паутинку, у меня ногти накрашены![2]

Кажется, все важное о себе Злата сообщила. Пусть Ромка живет теперь с этим знанием.

В Башкирии девица перешла на диетическое питание.

– Что-то у меня пропал аппетит, – грустно поделилась Злата. Вздохнула. – Просто мне так хочется сосиску… Папа, свари мне сосиску. Три!

Федоро́вка – считается районом Уфы, но на самом деле это деревня в нескольких километрах от города. Тихо, спокойно.

И когда темно, то темно по-настоящему. В небе миллиард звезд.

Ночь. Взрослые в доме пьют пиво и расслабляются.

Мелкие сидят в палатке во дворе и слушают страшные истории с телефона. Ну как мелкие…

Лиане семнадцать, Артуру пятнадцать, нашей Василисе двенадцать. И Злата с ними.

В одной истории рассказывается о девочке, которой пять лет. И что-то там с ней случилось. Гроб на колесиках, черная рука и тому подобное. Злата слушает. Девица сидит, прижавшись к Лиане и обхватив ее за руку.

Артур спрашивает с ехидцей (в этом возрасте подростки – короли ехидства):

– Злата! Зла-ата! Тебе сколько лет?

Злата поднимает круглые глаза:

– Мне четыре с половиной года, и я боюсь.

– Папа, поиграй со мной в Свинку Пепу!

Это наша старая игра. Злата играет фигурками Свинки Пепы и Джорджа, они живут в доме из лего, а Папа Свин (это моя роль) укладывает детей спать, заставляет их чистить зубы, кормит обедом, водит на пляж купаться и иногда ездит на работу на лего-поезде.

А главное, Папа Свин говорит свое «хо-хо-хо». Это «хо-хо-хо» мне лучше всего удается. Почти безупречно. Как говорится, не зря папа учился в ГИТИСе и «Щуке». Если бы де Ниро играл Папу Свина, он произносил бы «хо-хо-хо» именно так. Только немного хуже.

– Папа Свин, мы хотим купаться! – кричат Пепа и Джордж. – Можно нам купаться? Пожалуйста!

– Хо-хо-хо, – говорит Папа Свин. Станиславский на небесах тихо плачет от счастья. – Конечно, можно! Купайтесь, Пепа и Джордж.

Злата наклоняется и громко шепчет мне:

– Вода холодная.

– Вода холодная! – резко вспоминает Папа Свин. – Нельзя купаться, вы простудитесь. Хо-хо-хо. Лучше поиграйте в интересную игру!

– Папа, но мы хотим купаться! – говорит Злата голосом Пепы.

– Да, папа, мы хотим купаться, – пищит Злата голосом Джорджа. И добавляет: – Хрю.

– Нельзя, я сказал!

– Ну, па-аапа! – ноют Пепа и Джордж.

– Хо-хо-хо.

Отец суров, но это отец.

– Василиса, иди со Златой поиграй, пока есть время.

Василиса буркает: