Тирания Я: конец общего мира - Эрик Саден

Если пытаться представить все так, будто люди вкладываются своими действиями в общественную и политическую жизнь, когда насыщают высокоразвитую экономическую модель, которая к тому же служит подоплекой текущей ситуации, кажется, что никакой иной способ не будет столь же эффективен для достижения такого же результата. И все же он существует, он всем хорошо знаком и как будто естественно сопровождает наше нынешнее существование. Так что, к великому сожалению, можно констатировать, что опыт совместной жизни на основе свободы субъективных начал и их объединения в созидательных целях и был, собственно, загублен на корню, обернулся изнаночной стороной на этом радостном и вечном празднике взаимного удовольствия и общих благих намерений – коллективном, хотя участвуют в нем один на один с экраном. Напрашивается мысль, что раз уж около трети человечества ежедневно, не зная меры, предается этим занятиям, значит, свой моральный долг – лепту в жизнь Града – мы игнорируем, и это есть свидетельство триумфа тщеславия над ответственностью – быть может, окончательного.

3. Twitter: триумф слова над делом

Участники УЛИПО, или Мастерской потенциальной литературы, – литературной группы, созданной в начале 1960-х годов Раймоном Кено, – вслед за многими другими авторами в истории говорили, что формальные ограничения, причем не только в поэзии, но и в прозе, придают оригинальность форме, ритм – синтаксису и незаурядность – языковой игре. Когда эти правила не были абсолютной догмой, они действительно помогали придумывать удивительные произведения. Большая смелость понадобилась Жоржу Переку, чтобы написать роман «Исчезание», задуманный как липограмма, в которой нет буквы «e»[89] – самой употребительной во французском языке, – и рассказывающий историю исчезновения персонажей именно из-за отсутствия этой буквы, при этом выбранная форма делает процесс чтения как впечатляющим, так и непростым. Джек Дорси, один из основателей платформы Twitter, запущенной в 2006 году, явно не собирался продвигать принцип стилистической усложненности, когда поначалу предложил пользователям публиковать посты, ограниченные форматом в сто сорок знаков. Но если суть не в этом, каким же был его замысел? Быть может, он понял, что правило коротких формулировок будет стимулировать динамику обмена сообщениями – так же, как в свое время ограничивалось количество знаков в эсэмэсках, – и в результате зазвучит эдакий всемирный хор, позволяющий непринужденное и почти спонтанное самовыражение.

Сразу проявилось своеобразие этой площадки – подозрительный резонанс с духом времени, а время становилось все более беспокойным, полным непредвиденных событий и небывалых угроз. Незадолго до этого несколько человек атаковали первую экономическую и военную державу планеты, лишив жизни тысячи людей и вызвав материальные разрушения, подобных которым США на своей территории еще не видели. В большинстве стран эти нападения повлекли за собой усиление мер безопасности и отказ от некоторых общественных свобод. В 2003 году началась вторая война в Персидском заливе. Ее оправдание строилось на серии ложных заявлений членов администрации Джорджа Буша-младшего, слово в слово подхваченных чуть ли не всеми национальными СМИ. К концу конфликта некоторые колесики этого механизма были высвечены, что подорвало остатки доверия, еще сохранявшегося между политиками и прессой, с одной стороны, – то есть теми, кто предположительно владеет всей полнотой информации и представляет различные формы власти, – и населением, с другой.

В 2005 году голоса «против», преобладавшие во Франции и Нидерландах в ходе референдума по Конституции Европейского союза, не были учтены правительствами этих стран. Такой поворот на сто восемьдесят градусов вновь был воспринят как предательство воли народа, что не могло не дать пищу для злости, а то и желания отомстить. В тот же период некоторые компании, – например, агрохимическая корпорация Monsanto или лаборатории Servier, – стали навязывать потребление своей продукции, не считаясь с задачами здравоохранения; единственной их целью было удовлетворение собственных интересов, ради чего они, в частности, организовали – за вознаграждение – подготовку позитивных отчетов, создававших видимость научности и объективности. Одновременно продолжили распространяться все более беспощадные методы управления, – этому отчасти способствовала «цифровизация предприятий»: результатом стало физическое и психическое истощение, выгорание, дошло до волны самоубийств. Эти и многие другие факты отражали огромный личный и коллективный опыт людей, которые чувствуют, что над ними постоянно издеваются, и хотят показать, что они всерьез обозлены. Своевременно возникший канал должен был дать выход этой жажде самовыражения. Он стремительно превратится в огромный резонатор, доступный всем и воспринимающий вибрации от любой точки на поверхности планеты. Видимо, этот механизм настолько отвечал потребностям эпохи, что вскоре он воспламенит сразу две человеческие страсти, базовые и при этом опасные: ресентимент и гнев.

Twitter не превратился в ресурс для увлекательного фестиваля хайку или во всемирную студию формальной литературы, он стал использоваться в основном для того, чтобы делиться душевными переживаниями, фрустрациями, недовольством, подогретым разными ситуациями, институциями, сущностями и даже шире – мировым порядком. Механизм, действующий как водослив, одновременно вызывал ощущение, что в наших руках находятся необыкновенно мощные рычаги, с которыми мы тем более становимся хозяевами собственной жизни. Как будто новое право (столь желанное, ведь его ждали почти от начала современной демократии) наконец оказалось в общем распоряжении, и каждый волен пользоваться им на свое усмотрение. Свобода слова получила квазизавершенную форму – и платформа начала служить людям. С той лишь разницей, что разработана она была компанией, создавшей хитроумные средства побуждения, чтобы пользователи применяли это «право» когда угодно и без ограничений.

Facebook постепенно ввел целый ряд механизмов лести; Twitter, в свою очередь, также решил сыграть на этих струнах, постаравшись, впрочем, «отстроиться» от старшего брата по всем пунктам. Реляционная сеть здесь росла не посредством запросов, которые получают и отправляют – и ждут, что они будут приняты, – а по принципу с весьма изощренной логикой, известному как «фолловинг» (от английского follow – следовать, сопровождать). «Сопровождать» кого-либо можно всем, разрешения для этого не нужно. Действие тотчас отображается на странице того, кто стал объектом внимания: его счет пополняется новым «фолловером». В самом значении термина практически заложена форма символической субординации, признаваемой участниками, с которыми владелец аккаунта зачастую незнаком и которые тем не менее желают всегда быть в курсе, о чем он говорит и думает.

Другим доступным действием, добавленным через несколько лет, стал «ретвит». Это возможность в один клик воспроизводить на своей странице посты, придавая «виральность» публикации, обратившей на себя внимание, и внушая ее автору чувство собственной исключительности, которое он, разумеется, снова захочет вкусить. Поскольку ретвит стал равноценен второй подписи (формат порой охлаждал самые пылкие умы мерой реальной ответственности), решено