Пленница греха - Анна Кэмпбелл

— По-моему, да. Немного болит, но, думаю ничего серьезного.

Внезапно он осознал, как близко друг от друга они стоят. Еще чуть-чуть, и его тело коснется ее тела.

О чем он, черт возьми, думает, стоя над ней вот так? Он должен прекратить прикасаться к Саре. Сейчас. Немедленно.

Знакомая тошнота подступила к горлу. В глазах потемнело. Гидеон высвободил руку и прижался спиной к каменной стене рядом с ней, пытаясь скрыть свою реакцию.

Еще долго тишину нарушали только скорбные крики чаек, шум волн и хриплое дыхание Гидеона.

Наконец Чариз отодвинулась от Гидеона. Он не смотрел на нее, но чувствовал на себе ее взгляд.

Поскольку она продолжала молчать, он, собрав волю в кулак, заставил себя посмотреть в ее пепельно-серое лицо. Она прижимала руку к груди, и этот жест живо напомнил ему несчастную девушку, которую он обнаружил на конюшне в Уинчестере.

Голос ее звучал почти нормально.

— Вы снова спасли мне жизнь. Как я смогу отплатить вам за все?

О проклятие. Меньше всего он нуждался сейчас вот в этом. Она смотрела на него так, словно он был святым Георгием и только что спас ее от дракона. Неприкрытое восхищение и благодарность в ее ореховых глазах надрывали ему сердце. Гидеон делал все возможное, чтобы Сара потеряла к нему всякий интерес, но случившееся с ними только что свело на нет все его усилия.

— Вы можете отплатить мне тем, что впредь будете более осторожны, — сказал он.

И возненавидел себя за эту отповедь.

— Простите. Я не смотрела под ноги. И все же из-за моей неосмотрительности вы рисковали жизнью.

— Ничего плохого не случилось, — уже мягче произнес Гидеон.

Что, черт возьми, не было правдой. С каждой секундой, проведенной в ее обществе, тайная нить, связующая их, натягивалась, словно шелковый канат. Его недавние усилия, направленные на то, чтобы избегать встреч с Сарой, ни к чему не привели.

На мгновение их взгляды встретились, затем ее густые ресницы вспорхнули, прикоснувшись к щекам. Она стояла, затаив дыхание.

И в этот миг, в один ослепительный миг, влечение охватило его. Он отвердел. Сердце его бешено забилось. Во рту пересохло.

Тошнота, которую он испытал, прикоснувшись к ней, мгновенно прошла. То, что овладело им сейчас, было куда хуже. Потому что он, черт возьми, не мог сделать ничего, чтобы утолить этот голод.

От неожиданно острого приступа желания у него кружилась голова. Он воспринимал отсутствие интереса к женщинам после Рангапинди как благословение. Он полагал, что стал безразличен к слабому полу на всю оставшуюся жизнь, и смирился с этим.

Господи, сделай так, чтобы она не смотрела вниз. Сделай так, чтобы она не увидела, как он возбужден. Он попытался отстраниться, но на узкой тропинке это было невозможно.

Как, черт побери, он переживет эти три недели?

Он не мог прикоснуться к ней. Этика, мораль, кодекс джентльмена — все запрещало ему к ней прикасаться.

Если бы только эти высокие принципы не позволяли ему решиться на это.

Он не мог прикоснуться к ней. Физически не был на это способен. И в этом состояла трагедия.

Она продолжала говорить. Сквозь гул, стоявший в ушах, он пытался расслышать, что она говорит, расслышать и понять.

— …несколько синяков.

К черту! Он должен взять себя в руки. Он прилагал все силы к тому, чтобы сфокусировать внимание на том, что говорила она. Он осознал, что ее правая рука сжимает порванный рукав ее дешевого платья.

— …починить его.

Он с трудом оторвал взгляд от ее губ. Нежных. Влажных. Искушающих. И опустил взгляд на ее платье. Должно быть, он порвал ей рукав, когда оттаскивал от края обрыва. Он увидел прореху.

Но эту проблему он мог решить без труда. Он набрал воздуха в легкие и заговорил, не дослушав ее сбивчивые объяснения:

— Я отведу вас в дом. У кого-нибудь из служанок найдется для вас какая-нибудь одежда.

Она как-то странно на него посмотрела:

— Как пожелаете.

Он нахмурился. В голосе ее звучало разочарование.

— Вы уверены, что ничего себе не повредили?

Она нервно теребила юбку правой рукой, глядя в сторону.

— Конечно, я чувствую себя немного потрепанной, но никаких серьезных травм нет. Благодаря вам.

— Мисс Уотсон, вам ни к чему постоянно твердить о своей благодарности, в которой я абсолютно не нуждаюсь, — угрюмо буркнул он.

Он покраснел, осознав, что гаркнул на нее, как сержант, отчитывающий рекрута. Она обиженно посмотрела на него. Ему необходимо как можно быстрее убраться отсюда. Однако ноги его словно приросли к земле.

— Я не считаю, что вас не за что благодарить.

Она говорила тихо, но твердо.

— Сара.

Он знал, что называть ее по имени было ошибкой, но слово само сорвалось с языка. Он должен сопротивляться близости между ними, а не поощрять ее.

— Я больше не буду благодарить вас.

— Пойдем?

Он жестом пригласил ее пройти вперед, но она не двинулась с места.

— Сара?

Проклятие, он снова назвал ее по имени. Каждая секунда в ее обществе добавляла ему мучений. Если он не установит между ними дистанцию, чем скорее, тем лучше, то не выдержит, схватит ее в объятия. А потом его начнет трясти и вывернет наизнанку.

— Мы не могли бы спуститься вниз, на пляж? Всего на минутку?

Она его просила об этом так, как мог бы просить конфету ребенок, которого лишили сладкого.

— Я так долго просидела взаперти. Мне так хочется увидеть море вблизи.

Он отчаянно пытался не замечать мольбы в ее ореховых глазах. Сжав кулаки, молился о том, чтобы голос его не дрогнул.

— Вам надо отдохнуть.

Уголки ее губ — сам Люцифер, должно быть, создал эти губы, эти влажные, красные губы, — опустились вниз.

— Я буду спускаться осторожно. Я не настолько хрупкое создание, как вы себе вообразили. Да, я испытала шок, но сейчас я в порядке. Откуда у вас такое предвзятое отношение к женщинам? С какими девушками вы общались?

— Не могу сказать, что я общался со многими девушками, — сказал он прежде, чем успел напомнить себе, что, откровенничая со своей роскошной мучительницей, едва ли выберется из того затруднительного положения, в котором оказался.

С каждой секундой она все больше становилась похожей на себя.

— Вы меня удивляете.

Будь она неладна, почему он испытывает такое сильное желание оправдываться?

— Я говорил вам, что в Пенрине жили в основном мужчины.

Если не считать ветреных любовниц его отца, которые иногда поселялись в доме. Отцу его нравились женщины красивые и легкомысленные, и ни одна из его пассий не питала ни малейшего интереса ни к наукам, ни к любящему науку отпрыску сэра Баркера, за что Гидеон был им от всего сердца благодарен.