Ангелотворец - Ник Харкуэй

лишнее и неприглядное, дабы усопшие выглядели в день погребения как живые; провожать усопших в последний путь и следить, чтобы от смертного одра до могилы не свершилось с ними более никаких бедствий сверх уготованного судьбой; с должным обхождением прислуживать равно скорбящей вдове и одинокому вдовцу, и являть Присутствие духа им в утешение; слышать в себе Крик, однако унимать его; оберегать молчание мертвых и хранить их тайны; брать справедливую плату за свое служение и не ждать милостей сверх нее; похоронив усопшего, без сожалений жить дальше».

«Правильно, – говорит папа. – Вот тут-то и вся заковыка. Нет у юного Вогана Присутствия духа, зато есть другое. Сам он думает, что это Присутствие, Билли, – и пусть себе думает. А на самом деле из него рвется Крик, и Ричард это понял. Воган вскрыл обезьяну, что твою дамскую сумочку, и без малейших колебаний свернул шею лисе. Все это он проделывал невозмутимо, будто кашу варил.

Когда испытывали тебя, Билли, ты переборщил с румянами и тенями для век. Утром мне пришлось красить покойника заново, уж больно он на падшую женщину смахивал. В одном ты себя проявил на „отлично“, я чуть не лопнул от гордости: видно было, что покойный тебе не безразличен, что тебе гораздо важнее позаботиться о нем, как положено, чем сбежать из зала или пройти испытание. Ты искренне пекся об этом мертвяке, которого знать не знал, и обрядил его наилучшим образом, потому что достоин быть Бодрствующим. А Воган не поморщился, потому что ему было плевать. И на живых ему тоже плевать, причем глубоко. Воган смотрит на людей и видит в них ходячих мертвецов. Он не поморщился, поскольку смотреть на дергающиеся трупы ему не привыкать. Он сам был рожден мертвым. Это и есть Крик. Когда пустая оболочка ходит по свету и никому не сочувствует, ибо не способна на чувства. Если он когда-нибудь это осознает, Билли, не советую с ним связываться, ведь Обет Бодрствующего придуман не потехи или удобства ради. Те, у кого внутри Крик, пусты внутри, и страшно представить, на что они способны, когда начинают это сознавать. Холодны и черны дела их, Билли, и хорошим людям незачем о них знать. Были времена, когда Братство испытывало не только дваждиков, но всех жителей деревни. Проваливший испытание получал особую метку, и через месяц-другой в могилу опускали гроб вдвое тяжелее обычного, и в мире на одного злодея с червоточиной внутри становилось меньше».

«Если говорить откровенно, Билли, – продолжает мой отец, – то людям от этого было только лучше. А теперь… Теперь, если ты завидел на улице Вогана Перри, живо переходи на другую сторону. Никогда не приглашай его в дом и не имей с ним никаких дел. У него внутри Крик, и скоро он явит его миру».

Билли Френд тушит сигарету о подошву ботинка. Подошва кожаная, в разводах от воды, истончившаяся и почерневшая от ожогов. Билли выбрасывает окурок в окошко.

– И он его явил, да?

Вокзал Уиститиэля построен из серого камня и черного чугуна. Билли Френд принимается вслух гадать, не вырос ли городишко вокруг тюрьмы – селятся же люди вокруг промышленных объектов.

– А может, здесь была лечебница для душевнобольных. Да-да, похоже на то. Всюду друзья братца Вогана. Кузины и тетушки, зубастые да когтистые, качаются в плетеных креслицах и вяжут, вяжут свитера из человечьих волос!

Вообще-то семья Перри приехала из другого прибрежного городка у самой границы графства Девон, просто Билли, когда разнервничается, нередко дает волю фантазиям.

На твердой деревянной скамье, покрытой струпьями зеленой краски, сидит угрюмый одутловатый человек с пивным брюхом и клокочет горлом: то ли говорить пытается, то ли откашливает мокроту. Билли морщится.

– А я ему грю: «Хрена-с-два!», – вдруг выплевывает пропойца. – Корзины да рыба, вот чем народ промышлял, а теперь из-за испанских и русских плавбаз, чтоб их, нет здесь никакой рыбы, чтоб ее, да и кому нужны корзины из прутьев, чтоб их, когда есть нейлон, полиэстер и прочая дребедень? А? Остался туризм, шут его забери, а остальное побоку, да вот еще лондонцы вроде вас приезжают, скупают дома на побережье, чтоб их, но им, вишь, подавай солнце и море, а не туман и дожди, поэтому живут они тут от силы две недели в году. А гонору сколько – мол, вы нам тут все обязаны! И городской совет понаставил повсюду пластиковые горки, мать их, и пластиковых коров, и пластиковое вообще все, чтобы привлечь побольше народу, а народ не едет – и лично я могу их понять! Так что смейтесь, смейтесь сколько влезет.

– Добрый вечер, – вежливо отзывается Джо.

– В каком месте он добрый?

– Здесь, надеюсь.

– Размечтались. Как и все мы, чтоб нас.

– Простите, вы не подскажете, как нам пройти к пункту проката автомобилей?..

Пьяница кивает в сторону парковки и, когда Джо его благодарит, вдруг оживляется.

– Я вас провожу. Неплохие вы ребята, смотрю. Приятель ваш больно складно говорит.

– Это он умеет.

– Люблю, когда хорошенькие девки складно сказывают.

Джо не знает, как ему на это реагировать, а Билли Френд за его спиной лихорадочно рисует в воздухе гитару и закатывает глаза.

– Далеко собрались?

– В усадьбу Козья Круча. Но сперва заночуем в «Гриффине».

– «Гриффин» – пристойное заведение, а вот Круча… хм. Я б на вашем месте туда не совался.

– Почему?

– Далеко больно.

– Ясно.

– И народ в тех краях чудной. Перепончатый.

– Перепончатый?

– Ну да. Фермеры так говорят про жителей побережья, а горожане – про деревенских. Еще там миссионеров живьем едят. – В глазах пропойцы брезжит издевка. – Зато «Гриффин» – место хорошее. Приличное. И официантки в эдаких коротеньких маечках разгуливают.

Билли Френд сразу оживляется, и они с Джо выходят в промозглую серую хмарь.

– Когда я доберусь до старой карги, подкинувшей мне эту работенку, – сердито бормочет Билли Френд, садясь за столик в пивной «Гриффина», – ее ждет расправа. Уж я нашепчу пару ласковых ей на ушко. «Хлопот с тобой не оберешься, дура, – скажу. – Ну-ка быстро накинула мне за труды!» И она, будучи добропорядочной старушенцией нервического склада, моментально раскошелится и в придачу познакомит меня со своей фигуристой внучкой. Ох, ну и дыра!

– Ты сам говорил, что мне надо встряхнуться, – напоминает ему Джо.

– Именно. Тебе надо расслабиться и побыть собой, а не вот этим черти-кем, которого ты себе придумал. Лично у меня это отлично получается и без всяких встрясок, а сельскую местность я терпеть ненавижу. Сплошь ухабы на дорогах, пироги и богомерзкое теплое пиво, будь оно неладно. – Барменша по имени Тесс обиженно фыркает, и Билли берет себя в руки. – Впрочем, есть тут и свои плюсы. – Она отворачивается и с подчеркнутым безразличием уходит, но эффект несколько смазывается ее микроскопическим топом на завязках и джинсами с низкой посадкой, открывающими Билли