Мэгги Кэссиди - Джек Керуак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отличный вечер! — орет какой-то болельщик из упакованных всем миром лоуэллских дверей. — Джимми Фокс столько не забивал никогда, сколько вы сегодня!
— Джо Гэррити, — объявляет кто-то, и вот входит наш тренер в потертом прискорбном пальто, с печальным проблеском в гарри-трумэновских глазах за стеклами очков, руки безнадежно упрятаны в карманы, и говорит:
— Ну что, мальчики, вы неплохо постарались, неплохо постарались… Мы набрали 55 очков… — Ему хочется сказать нам тыщу разных вещей, но он ждет, чтобы репортеры и болельщики отвалили, Джо очень скрытен насчет своей легкоатлетической команды, и своих спокойных обыденных суровых отношений с каждым из его мальчишек в отдельности и всей группой в целом. — Я рад этой победе, Джонни. Я думаю, ты в «Бостон Гарден» себе имя сделаешь еще до весны. — Полуулыбка, полушутка, пацаны смеются —
— Ух ты, тренер, спасибо, — Джонни Лайл, которого Джо особенно любит, поскольку тот парнишка ирландский и близок его сердцу. Мелис — Казаракис — Дулуоз — Сандерман — Хетка — Норберт — Марвилес — Малесник — Морин — Мараски — и семеро ирландцев Джойс Макдафф Диббик Лайл Гулдинг Магу-айр, ему приходится иметь дело с интернациональными национальными проблемами. Мой отец, далекий от мысли подскочить к тренеру, чтобы их увидели вместе, прячется в углу с благодарной улыбкой, поскольку тайно врубается в Джо Тренера в подлинной душе его и мысленно помещает его в Городскую Ратушу и осознает, что Джо из себя представляет — и он ему нравится —
— Ага — Вот я вижу его за его старым столом — как мой Дядюшка Боб, который служил клерком на железной дороге в Nashue (Нэшуа) — пытался со всеми ладить, как только умеет — И я сам такой же — А мы не были знакомы ни с каким его братом давным-давно в старом «Гражданине»? или то был Дауд с Мемориал-роуд? — Уол — И подумать только, Джеки пошел и разгромил этого Neigre — ха ха ха — я его только там увидел, как сразу понял: этот для моего сына слишком быстрый, а сын взял и победил! Ха ха ха, короед, я его помню, когда ростику в нем было три фута, по полу только ползал и коробки мне толкал, игрушки мне всё приносил — куда там, два фута — Ti Pousse! — Ха ха — Слышь, а как сложен этот Neigre, весь аж лоснится — Черт, как же я рад, что мой мальчик его побил — значит, настоящий атлет — a Neigres эти все самые быстрые бегуны в мире — в джунглях Африки и посейчас носятся как угорелые за дикими кабанами с копьями — Да и на Олимпиаде видать: великие негритянские спортсмены, там этот Джесси нет не Джесси Джеймс Джесси Джоунз этот самый Джесси Оуэнз[54]как летает — международный дух всего света —
Полин ждет меня у дверей, Па подходит к ней, как только отыскивает в толпе.
— Ну ей-богу — Полин — А я и не знал, куда ты запропастилась — Я бы к тебе сел!
— Да чего этот гадкий Джек не сказал мне. Что вы тоже тут — Эй! — Они друг друга любили, у нее для него всегда шутка наготове, у него — для нее — Глаза их сияли, когда я выскочил к ним из душа. Все светски. Провинциально, радостно, грустно; сплошной экстаз в сердце. Мы ощущали дрожь любви, хохоча и вопя в хохочущих вопящих толпах, что вываливались наружу и тусовались вокруг; субботний вечер плотен и трагичен по всей Америке от Роки-Маунт вверх, от Сан-Луиса по другую сторону, от Киллдира вниз, от Лоуэлла внутрь.
— Джек! Вот ты где! Папочка, — шепчет ему на ушко, — скажи этой деревне, что у нас сегодня вечером свое свидание, так что пусть тут не шибается.
— Ладно, малыша, — отвечает отец, пыхтя сигарой в напряженной актерской позе, — поглядим, устроим ли мы ему на следующей неделе рандеву с Клеопатрой, чтоб хоть как-то возместить. — В своих приколах серьезен.
— Отлично, Марк Антоний. Или вас не Марк Антонио звали и вы подгребли сюда только для того, чтобы умыкнуть из моего замка этого британского барона?
— Не-а! — мы его сегодня пристрелим в дилижансе — Ты ни о чем не переживай, малыша. Пошли к Пейджу, мороженого с содовой купим.
И мы срываемся в яркую сухую ночь, звезды над краснокирпичными снегами резки и ясны, с них ножи сыплются — большие жилистые деревья распустили когти глубоко под мостовыми и торчат так высоко в небеса, что похожи на серебро, просыпанное в Вышине, люди ходят между фонарей, минуя массивные основания стволов чего-то, что живет и даже не задумывается об этом — Мы втекаем в поток тротуаров в центр города — к «Стойлу омаров» — на Мерримак-стрит — к Стрэнду — ко всему этому густому чуть ли не бунтарскому нутру города разрумянившемуся перед субботней ночью в то время только пятнадцать лет назад когда не у всех были машины и люди за покупками ходили пешком и с автобусов в кино, не все было закупорено и странно за жестяными стенками и только встревоженные глаза выглядывают на опустелые тротуары современной Америки теперь — Полин, Па и я не могли бы смеяться, и переживать восторг, и подпрыгивать так радостно, как в ту ночь, если б сидели в каком-нибудь автомобиле мрачно захороненной троицей на переднем сиденье, ругались бы из-за пробок на дороге в окошке телевизора Времени — вместо этого мы скакали пешком по сугробам на сухие тротуары городского центра, вычищенные лопатами, к деловым вращающимся дверям диких полночных кафе.
— Подтянись, Джек, отстаешь. Давай сегодня оттянемся! — орала на улице Полин, мутузя меня кулаками, играя со мной.
— Ладно.
Шепотом мне на ухо:
— Эй, как же мне ноги твои сегодня понравились! Я и не знала, что у тебя такие ноги! Ух-х, а можно я приду к тебе в гости, когда у тебя будет своя холостяцкая квартирка? Эй!
— Слушайте, — у моего отца возникла мысль, — а как насчет немного перекусить у Чина Ли? — чутка чоп-суи или чего-нибудь?
— Нет, давайте только мороженого!
— Где? В «Би-Си» или у Пейджа?
— Ой, да где угодно — Черт, я не хочу толстеть, мистер Дулуоз.
— Вреда не будет — Я тридцать лет был толстяком, но до сих пор жив — Даже не заметишь.
— Посмотрите на миссис Мэдисон и ее сыночка — Ты их знаешь, Джек, они у меня по соседству живут. И этот пацаненок еще за нами постоянно подглядывал?
— И собака во дворе за серым забором?
— Слушайте, — это Папка, — на мой взгляд, так из вас, детки, хорошенькая парочка выйдет — Чего ж вы вместе не ходите? — хихикает себе в рукав — а втайне серьезен.
Полин:
— О, мы раньше и ходили постоянно, мистер Дулуоз. — Глаза ее неожиданно подергиваются дымкой.
— Так а сейчас чего не ходите? Только потому, что у Ti Pousse вроде как подружка в другой части округа завелась? — не обращай внимания на него, послушай его старика, тшшш, — шепчет ей на ухо, после чего оба взрываются хохотом, и смеются-то надо мной, но я весь звеню от радости, что они меня знают и любят, и я согласен с отцом.