Беспечность волхвов. Часть 2 - Сергей Максимович Ермаков

попариться. Нет, уж. Коль пошла такая пьянка, Генке надо все рассказать. Они его могут быстро вычислить. Это он мне генетические исследования по блату бесплатно делает. А с других денежки берет. И денежки, надо сказать, неслабые. При таком раскладе, ему весь его бизнес могут обломать. Интересно, а мобильник мой они тоже слушают? Стоп!!! Это у меня уже бзик начался. Мания преследования. Кто они такие, черт побери? Шпионы? Хакеры- профессионалы? Прослушивать абонентов сотовых сетей связи? На это у них силенок пожалуй не хватит. А если хватит? Если в дело вступили их зарубежные партнеры, тогда все возможно. Да ну, ерунда! Не надо иллюзий. Кому ты, Лёня, нужен? Но на всякий случай надо быть поосторожней. Береженого Бог бережет.

Леонид Михайлович представил, как он проверяет на улице, есть ли за ним слежка или нет, и улыбнулся. Познание о том, как уходить от слежки, он почерпнул, исключительно из бульварных романов и кино. И то, и другое, своей глупой параноидальностью вызывало только смех. А вот теперь ему самому грозило оказаться героем дешевого детектива. Если вдуматься, его подозрения, в девяти случаях их десяти, могли оказаться пустыми и необоснованными. Молодые парни продолжают играть в детские игры. Обычная инфантильность.

От пришедшей в следующий момент мысли, улыбка сползла с лица Богданова, а на его лоб рассекли морщины:

— Но чего-то они собирались увидеть через эту свою камеру. Как я работаю со штаммами грибов и вирусов?

Богданов скептически хмыкнул:

— Так это надо было не здесь камеру ставить, а хотя бы в гистологической. Одно слово, придурки. Чтобы они смогли увидеть? Ровным счетом ничего. Да и передал я через Когана и штаммы грибов и личинки гамергатов. Пользуйся, не хочу. Да все остальное я и не скрываю. Как раз наоборот. Я этим всем хочу поделиться, и даже не за деньги, а даром. Даже с этой паре прохиндеев Леше с Борей начал рассказывать про триггерную социализацию. Неудобно им было мне прямо в лицо сказать, что у меня крыша поехала. Вежливо перевели разговор на другую тему. А по глазам-то видно было, что они думают:

— Ты, друг наш, Леонид, в высокие материи не лезь, не философствуй, это не твой конек. Ты нам про муравьев рассказывай. Газоанализатор вот, что им похоже покоя не давало.

Леонид Михайлович печально вздохнул:

— И так всегда, кому бы не начинал рассказывать, все смотрят на меня, как на идиота. Даже близкие друзья снисходительно опускают глаза. А уж про Виталия и говорить нечего, тот сразу на дыбы встает. Хотя… Нет, не все. Этот же француз, похоже, понял о чем я пытался толковать, иначе на кой хрен ему нужно было мне грант организовывать. Как же его звали. Жак? Поль? Не помню. Тогда казалось, что он просто выпендривается. А теперь эта слежка. Оказывается это неприятно, когда за тобой следят, и ты об этом знаешь. Неуютно как-то, не комфортно. И вот, что они собираются у меня на этот раз-то стянуть? Дурачье. Я и так все готов отдать. Мне не привыкать. Не в первый раз. Было уже такое и не однократно. Разжевываешь, разжевываешь кому-нибудь остолопу по производственной необходимостью смысл чертежика нарисованного на клочке бумаги. Вроде бы и вещь тривиальная и очевидная, а доходит до него с трудом и не сразу. А через некоторое время эти его открытые настежь глаза и дикий вопль — мужики, мне такая идея в голову пришла, это что-то. И начинает всем втюхивать то, что ты ему рассказывал пару дней назад. А главное, он искренне верит, что придумал это все он сам, без чьей-то помощи. А иногда и втихаря идеи тискали. Ой, да наплевать. Главное, людям все это досталась и пригодилось. Нет, конечно, обидно будет, если нобелевская премия за твою идею не тебе, а кому-то левому достанется. Погоди-погоди. Ну, ты загнул, Леня. Нобелевская премия. С чем, с чем, а с самомнением у тебя все в порядке. Ладно, плевать.

Стоп. А если эти шпионы вовсе не за триггерной социализацией охотятся? Тогда зачем? За методикой генетической модификации? Может быть, может быть. Бушуев, тот газоанализатором интересовался. Тоже не плохой хлеб. Только опять промашечка у него вышла. Газоанализатор без тарировки просто железка. Ну и как они собирались все это выяснить с помощью видеокамеры? Непонятно. Ну, и чего у нас в сухом остатке? Сухой остаток, сухой остаток. А хрен его знает. Жизнь у нас в сухом остатке.

Богданов встал из-за стола и стал собираться домой.

На следующее день, войдя в свой кабинет, Леонид Михайлович первым делом посмотрел на стол туда, где оставил книгу Фабра. На столе книги не оказалось. Она снова стояла на полке. Богданова прошиб холодный пот. Он выбежал в коридор и, не откладывая дело в долгий ящик, условился с Суржиковым о встрече. Леонид Михайлович засовывал свой мобильник в карман, когда к нему подошла Тамара Михайловна с сигаретой в руке.

Традиционный утренний перекур проходил молча. Богданов с каменным лицом пускал табачный дым и предавался тягостным размышлениям:

— Брейнер не мог поставить книгу, он же во Франции. Значит у него здесь сообщники. Коган? Как же….Прилетел сюда ни свет ни зря и поставил книгу на полку? Это смешно. А если это не Брейнер? Тогда кто? Стоп. Книга Брейнера. Ерунда какая-то получается.

Размышления Богданова прервала Тамара Михайловна:

— Все-таки, ты редкостный охламон, Леонид Михайлович. Захожу в твой кабинет утром. На столе бардак. Паяльник, канифоль. Мусор какой-то, и антикварная книга рядом лежит. Букинистическая редкость.

Она сокрушенно пожала плечами:

— Не понимаю.

Богданов ошарашенно смотрел на коллегу, ожидая услышать продолжение ее рассказа:

— Так, значит, Тамара видела того, кто переставил книгу на полку.

Тамара Михайловна осуждающе молчала. Богданов не выдержал:

— Ну, и?…

Женщина недовольно передернула плечами:

— Что и?… Не ожидала от тебя такого.

Богданов нетерпеливо выдохнул:

— Кто-то еще заходил в мой кабинет?

— Откуда я знаю? Я поставила книгу на полку и пошла.

Богданов облегченно выпрямил спину. Тамара Михайловна оценила это по своему:

— Что? Стыдно стало? Тебе главное, чтобы никто не видел?

Поворот в судьбе

Ревиаль, нашел в себе силы зайти и попрощаться с Элизой и Софи. Свой визит он объяснил тем, что надолго покидает Париж и перебирается в небольшой провинциальный городок. Прощание затянулось до утра следующего дня,