Поговорим о смерти за ужином. Как принять неизбежное и начать жить - Майкл Хебб

Стив рассказывал, что ему было примерно десять, когда он играл с мячом у себя в подвале и его вдруг охватило понимание. Сначала проблеск, а затем навязчивая мысль. Он запаниковал, побежал к матери, а она, похоже, была готова: спокойно достала Библию, читала и объясняла, что на небесах его ждет комната. Он признает, что услышать это было приятно, однако слова матери не смогли затормозить экзистенциальный кризис его детства.

Карен была уже постарше – лет одиннадцати или двенадцати. К ней осознание смертности пришло вместе с перевернувшимся автобусом, в котором они с подругами ехали в лагерь. Никто не пострадал серьезно, однако вся суета вокруг этого травмирующего события – родители, спешащие забрать ее и отвезти домой, автобус, лежащий на боку, – произвела впечатление. Тем вечером родители укладывали Карен спать, и она произнесла вслух то, что постепенно начинало укладываться в голове: «Сегодня я могла умереть».

В момент осознания Энджел было пять, и она сидела одна в своей комнате. Энджел рассказала: «Помню, как это приходило ко мне, складывалось, словно мозаика – кусочек за кусочком, по порядку, затем все вместе. Я просто сидела возле кровати и тихо думала про себя: «Я умру. Все умрут». Помню, как смотрела на собственное тело и размышляла: «Однажды его не станет». Я была перепугана, сбита с толку, не могла прекратить вспоминать всех взрослых, которые вели себя, как ни в чем не бывало, словно смертность ничего не значит. А мне хотелось кричать: «Что же вы делаете? Вы что не понимаете, что умрете? Что все мы умрем?». Через какое-то время Энджел поговорила о смерти с каждым из близких взрослых, и каждый высказал какую-то вариацию на тему «о, не беспокойся о смерти, просто не думай об этом».

С той поры Энджел ежедневно думала о смерти.

Каждые вторые выходные Энджел проводила субботний вечер с отцом и мачехой в маленьком городке в Южной Каролине, а на следующее утро они отправлялись в баптистскую церковь. Однажды проповедник сказал: «Если не будете спасены, то после смерти вас ждет Ад».

Энджел была прихожанкой другой церкви, однако картины, обрисованные проповедником, напугали ее. Энджел хотелось быть уверенной в том, что у нее все под контролем, так что она крестилась и в этой церкви тоже. Во время проповеди на следующей неделе священник заявил: «Теперь вы покрестились и будете спасены. Однако если вы не почувствовали разницы, то после смерти вас ждет Ад».

И вот Энджел задалась вопросом: изменилось ли в ней что-нибудь с момента принятия баптистской веры? Чувствует ли она себя иначе?… Да нет, не особенно. И она запаниковала. Должно быть, с ней не сработала эта история со спасением. Каждую ночь, лежа в кровати, она представляла, каково это – гореть в аду.

Она никогда не говорила о своих страхах ни с отцом, ни с приемной матерью. Просто играла с ними в «Монополию» или в «Скраббл» по вечерам в субботу, затем шла спать и думала о походе в церковь следующим утром. Затем начала чувствовать себя действительно плохо субботними вечерами, из-за чего родители часто возили ее в больницу. Никто не мог понять, в чем дело, пока не выяснилось, что у Энджел язва. Один из врачей скорой ласково обратился к ней: «Дорогая, тебя что-то беспокоит?». Она ответила: «Нет». Ведь девочка просто не могла понять, что ее тошнит от страха перед адом. Лишь много позже, уже учась в колледже, она осознала это.

В истории Энджел меня зацепил не ее страх перед адом (хотя, конечно, здесь можно о многом порассуждать), а тот факт, что пятилетняя девочка столкнулась с огромными концепциями жизни и смерти без помощи взрослого, которому она могла бы адресовать вопросы, который поговорил бы с ней честно и мягко. Попробуйте вспомнить, как вы сами осознали собственную смертность. Кто был рядом с вами? Кто помогал вам справиться с этими страшными мыслями?

Катрина Спейд, основатель компании Recompose, которая перерабатывает человеческие останки в почву, подошла к разговору о смерти с экологической точки зрения. Когда ее детям было два и пять лет, она купала их и рассказывала: «Смотрите, курица ест траву, которая растет у нас во дворе. Потом откладывает яйца, из которых мы делаем блинчики, а скорлупу используем на компост, чтобы удобрить почву, чтобы выросло больше травы, которую съест курица. Это цикл! И когда-нибудь, когда мы умрем, мы сможем зарыться в землю, чтоб наши собственные тела помогли вырастить траву. Кто знает, вдруг когда-нибудь это поможет насытиться какой-нибудь курице. Моя работа, как вы знаете, заключается в том, чтобы этот процесс был более… естественным.

Катрина была внимательна, оставляя детям возможность и для печали. Она рассказывала, что ее сын очень плакал даже по поводу маленьких царапин. Когда она спросила, что же его расстраивает, мальчик сказал: «Каждый раз, когда идет кровь, я вспоминаю, что умру».

«О, ну ладно, – соглашалась Катрина. – Тогда плачь, конечно».

Энджел, в свою очередь, не знала, какой ответ хотела бы услышать, когда ей было пять. Но, когда две ее юные племянницы начали задавать вопросы о смерти, она повела разговор в направлении метафизики и сказала следующее: «Наши тела кажутся твердыми, да? Но, если бы у нас был очень сильный микроскоп, вы бы увидели, что наши тела на самом деле состоят из мельчайших вибрирующих частиц, как и все во Вселенной. Эта вибрация бесконечна, у нее не было ни начала, ни конца. А если конца нет, значит, нет и смерти. И все мы состоим из таких частиц. Стало быть, тела наши могут умереть, но мы не умрем, потому что наши частицы связаны между собой навсегда».

Энджел ощущала потребность дать племянницам твердую почву под ногами, в то время как Грег Лундгрен предлагал совсем иной взгляд. Он учил детей спокойно принимать неопределенность, давая понять, что ответов не существует и что необязательно всегда предвидеть все. На эту тему Грег написал прекрасную детскую книгу «Смерть подобна свету» (Death is Like a Light). «Я обновлял рабочее место, – рассказал он, описывая событие, которое вдохновило его написать книгу, – и заметил, что галогенный прожектор гаснет. Он начал медленно мерцать, затем погас на несколько секунд, и вот наконец отжил свое. В комнате потемнело. Я подумал, что все это очень похоже на смерть: ее невозможно отрицать и нельзя исправить».

Это открытие привело Грега к целой серии различных «может быть», в которых он пытался увязать смерть с объектами и понятиями, которые близки детям.

«Может, смерть – вроде школы: там много нового и много друзей, и ты не вполне уверен, куда направишься, когда все закончится».

«Может, смерть – вроде молочного коктейля со взбитыми сливками, двумя вишенками и помадкой. Когда допиваешь до дна, то уже не помнишь никаких обид».

«Может, смерть – вроде линейки, у которой есть лишь деления до десяти. Но разве это значит, что после десяти нет чисел?»