Завещание Мадонны - Мария Жукова-Гладкова

– Что-то из работ Леонардо да Винчи могло быть в семье Морозовых. Хотя это маловероятно. То есть я не так выразилась, – Евгения прикусила губу. – То есть я думаю, что если у них что-то такое имелось до отъезда из России, то они бы уж точно взяли эту картину с собой. Они не сбегали в последний момент, спасаясь от большевиков. Они уехали, когда это можно было сделать без особых проблем. Вы вообще в курсе биографии Ярослава Морозова?

– В общих чертах. Без деталей.

– Значит, знаете, что он принял революцию, стал писать нужные портреты. Я считаю, что он мог где-то увидеть работу Леонардо. И уж он-то бы понял, что это шедевр. А его друзья и покровители из партии большевиков явно были полными профанами в этом деле. Как Геринг, например.

– Вы имеете в виду?..

– Того самого Геринга. У него была большая личная коллекция, в которую перекочевали многие трофеи. Иногда он менял одну картину на другую. Например, поменял Рафаэля на картину Антуана Ватто. Вы представляете, какой кретинизм? Стоимость этих двух работ несоизмерима. А он этого не понимал. И большевики не понимали. Солдаты, рабочие и крестьяне.

Евгения многозначительно посмотрела на меня.

– То есть Ярослав Морозов теоретически мог где-то прихватить что-то из работ Леонардо? А также Рафаэля, Тициана и наших знаменитых художников. В разграбляемых особняках, в музеях… Обменять…

Евгения кивнула.

– И что дальше? – спросила я.

– Он оставил зашифрованное послание о месте нахождения какого-то шедевра.

– Где?!

– На одной из своих картин.

Я моргнула.

– То есть под слоем краски?! – наконец дошло до меня.

– Ну не поверх же.

– И… что?

– Померший дед считал, что речь шла о картине Леонардо да Винчи. То есть я так поняла из его бредовых высказываний. Нет, они не всегда были бредовыми… Он иногда говорил очень здраво.

«Она мне это говорит, потому что не нашла картину Ярослава Морозова в квартире сестры?»

– Когда и где дед встречался с Ярославом Морозовым? Морозов же остался в России, а остальные уехали!

– Дед не встречался. Но кто-то из семьи встречался. Морозов выезжал за границу с какой-то делегацией. Это вам нужно по архивам поискать, может, и выясните, когда и куда. Куда-то в Европу. Вот там и встречался. И сказал, что оставит послание на картине с детьми. Родственникам нужно будет только смыть краску.

– Может, у него тогда еще не было Леонардо? – задумчиво произнесла я. – И он только предполагал его прихватить? Или еще не успел как следует спрятать?

Евгения кивнула.

– Как вы собирались вывозить картину Леонардо да Винчи – пусть и неизвестную – из России? Я вас правильно поняла? Мне просто любопытно.

– Мы об этом пока не думали… Ленка должна была купить на аукционе картину Морозова с детьми. Это было первым этапом. Я ей деньги выслала. Она собиралась свои сбережения на это потратить. То, что откладывала для Америки. – Евгения вздохнула. – Вы знаете, чем все закончилось.

– Да уж…

– Возможно, вам поэтому и прислали именное приглашение на аукцион. Вероятно, кто-то предполагал, что не сможет получить все картины Ярослава Морозова, чтобы их проверить. И ведь и выставлялись не все. Но можно было предположить, что вы, заинтересовавшись этим делом, докопаетесь до сути… Судьба распорядилась так, что вы получили информацию от меня. Наверное, нам с Ленкой было глупо на что-то рассчитывать. В общем, раз не досталось нам… Если можно, сообщите мне, если что-то выясните. Я вам оставлю свой электронный адрес.

У меня в голове проносились разные мысли… Теперь меня совсем не удивляла гибель Елены Свешниковой, попытка ограбления Кейт Боланд, которая принеслась в Россию на аукцион… Артур Галустьян, скорее всего, не знает про тайное послание на одной из картин. Если оно вообще есть… И, кстати, что там за послание? План? Текст? Я не представляла технологии подобного сокрытия информация – в смысле как сделать так, чтобы не испортить нижний слой верхним. Как смывать верхний так, чтобы не испортить нижний. Но я знала, что такие технологии существуют, слышала, что таким образом картины вывозились за рубеж. Делаются такие вещи не только у нас. Елена Свешникова и Кейт Боланд должны были выяснить, как все сделать правильно, – если уж на кону стоит полотно Леонардо.

Кстати, а что знают Алевтина Николаевна с телохранителями?

Я спросила у Евгении, знакома ли та с некой Алевтиной Николаевной, и, как могла, описала даму. Евгения покачала головой.

– Я сделала глупость, – вздохнула женщина. – Но… Жаль Ленку. Я косвенно виновата в ее смерти. Но сами понимаете… Полотно Леонардо… Оно бы обеспечило всю нашу семью.

У нее на глазах выступили слезы. Я поняла, что пора откланяться. Пожалуй, Евгения сказала мне все, что знала. Да и сказала-то потому, что они с Ленкой не добрались до того, о чем мечтали, и у Евгении не осталось ни одного шанса добраться до полотна Леонардо да Винчи. Я же в очередной раз в своей жизни увидела, к чему приводит жажда наживы.

Из машины я опять позвонила Вальтеру Кюнцелю. Результат оказался тот же: телефон в квартире не отвечал, мобильный был выключен. И где же носит немца-то?

Значит, можно съездить к Кате Ломакиной, дочери Аллы Иванихиной, которую та оставила в роддоме.

Но сразу же с Катей я не поговорила, хотя и увидела ее – не могла не узнать, так как Алла Иванихина показала мне фотографию Катиной бабушки в молодости, на которую Катя оказалась очень похожа. И выходила она из подъезда, в котором должна была жить. Мы с Пашкой сидели в моей машине и еще не успели из нее выйти. Я только что нашла место для парковки.

Но выходила Катя не одна, а с еще одним участником злосчастного аукциона, то есть не участником, а просто присутствовавшим на нем зрителем.

Это был мужчина лет тридцати, который сидел на аукционе с ноутбуком (больше там никого с ноутбуками, по крайней мере включенными, не было). Мужчина, насколько я помнила, неоднократно бросал на меня взгляды. Я сама его раньше никогда не видела. Но меня-то он, конечно, мог видеть по телевизору, да и я сразу же привлекла внимание большого количества участников.

Мужчина даже не пытался купить ни одну картину. Что же он делал на аукционе?

Я решила, что по возвращении домой мне нужно будет еще раз внимательно просмотреть все, что удалось заснять Пашке.

– Мы куда-нибудь пойдем? – спросил оператор. – Надо бы пивком еще затариться. А то у меня скоро закончится.

«Скоро закончится» – это четыре бутылки. Некоторым на один вечер много. Интересно было бы как-нибудь посчитать, сколько Пашка выпивает пива в месяц. Один известный питерский пивной завод, продукцию которого предпочитает оператор, должен был бы ему уже вручить какой-нибудь знак типа «Почетный любитель пива».