Записки упрямого человека. Быль - Иван Охлобыстин

Единственным доступным способом борьбы с этим умственным недугом я вижу просветительскую деятельность по экспериментальной методе в рамках течения «неовербализм». Возведение искусства речи до уровня сакраментального ритуала. Мифологизация автора. Поощрение форм высокого слога и обсуждения общечеловеческих треб. Табу на вспомогательные ссылки из области проктологии, гинекологии и урологии.

В идеале, провозглашенном отцами-основателями «неовербализма», одним из которых являюсь я, истинная литература – «вещь в себе», а слово обязано в себе нести элемент сакральности.

Вот, например: «Прислал мне товарищ банку маринованных морских коньков».

Ну, поди поспорь!

Несмотря на многочисленные укоры со стороны «Ангелов ада», бойцов группы «Вымпел», фирмы «Диана», магазинов «Дочки-сыночки», «Горбушкин двор», «Тушинский строитель», а также строгинского преступного авторитета и космонавта, пожелавших остаться инкогнито, я пока не стану публиковать других «дачных поверий», дабы не потворствовать низменным желаниям человеческой природы, а посильно провоцировать печатными публикациями прямо противоположные порывы неокрепших читательских душ. А посему предпочту всем остальным историям историю донельзя простую и в чем-то даже поучительную.

Торжества на серебряной свадьбе супругов Сукачевых получили совершенно неожиданное продолжение: Горыныч распознал в моем ненаглядном «бриллиантике» Варечке потенциальную Патти Смит и во что бы то ни стало решил записать «Звезду по имени Солнце» в ее исполнении на профессиональной студии звукозаписи. Будучи лицом заинтересованным, я идею восторженно одобрил, Кысса же, напротив, зело обеспокоилась открывающимися перспективами десятилетней дочери в порочном мире шоу-бизнеса. Слава Богу, Игорь Иванович действует на нее гипнотически, и после воскресной Божественной Литургии, в назначенный час, мы привезли ребенка к Дворцу молодежи на Комсомольском проспекте, где и находилась вышеупомянутая студия звукозаписи. Вскоре туда же прибыли: сам Горыныч, Сергей Галанин и еще несколько маститых рок-музыкантов, имена которых мне, по моей дикости, были неизвестны. Деловито зарегистрировавшись на вахте, мы поднялись в студию.

К моему удовлетворению, Варвара не высказывала особенных признаков беспокойства и подросткового тщеславия. Недолго побродив среди диковинных звукооблагораживающих приспособлений, храбрая девочка подчинилась распоряжению Игоря Ивановича, вошла в изолированный блок для записи и принялась терзать у микрофона гитару марки «стратокастер». Из-за стекла ей дирижировал Галанин, который, кстати, привел с собой жену и сына Тимофея ангельской наружности. Тимофей тут же прикорнул на диванчике, а жена вступила с Кыссой в долгую женскую, лишенную всякой тематики и смысла беседу. В общем, я остался один.

Первые три часа я пытался понять, о чем время от времени спорят звукорежиссер с Горынычем, потом изучил хитросплетения коридоров здания в поисках туалета; послушал, как за одной из стен истошно кричат под музыку на сцене Дворца молодежи – там шла рок-опера «Красавица и чудовище», потом долго и преданно пучил глаза на тысячу разноцветных кнопочек на пульте звукорежиссера, и так семь часов кряду.

Несколько раз Игорь Иванович отвлекался от творчества и выбегал покурить. Обалдевший от одиночества, я бежал за ним. В один из перекуров он пересказал мне проповедь о неисповедимости Путей Господних, услышанную им в одном из калининградских храмов, где Игорь Иванович был на гастролях.

Рассказывал он примерно так. После Евхаристического канона на амвон вышел представительный батюшка и сказал примерно следующее: «Вот вы говорите – случайность! А я говорю: нет ничего случайного. Жил в нашем городе один мужчина. Ничем особенным этот мужчина не отличался, за исключением своих отдельных отношений с электричеством – в него беспрерывно шарашила молния. Первый раз молния настигла его, когда он удил рыбку, и попала в удочку. Мужчину сильно контузило и пожгло снасти. Второй раз молния ударила в антенну дома этого мужчины, когда тот смотрел „Танцы на льду“. Заряд просочился по кабелю в телевизор, пресек выступление уже без памяти влюбленных друг в друга замужней православной Навки и женатого мусульманина Башарова и спровоцировал сильный взрыв, который вновь контузил мужчину, но тоже не до смерти. Третий раз скорбной участи мужчине избежать не удалось, поскольку молния ударила в дерево, которое в то мгновение мужчина крепко обнимал. Но и это еще не конец: мужчину похоронили на местном кладбище и через полгода, когда земля осела, поставили на могиле крест, как и полагается. В ту же ночь приключилась сильная гроза, и в крест опять шарахнула молния».

Батюшка обвел храм взглядом и значительно вопросил: «Так что же это было, братья и сестры?» Стоящий рядом толстый диакон тут же резонно предположил: «Контрольный?!»

Игорь Иванович, вкусив моей реакции, докурил сигарету и убежал обратно в студию.

К семи часам вечера Варю выпустили из «аквариума», и Сергей Галанин занял ее место для исполнения партии на бас-гитаре, за ним записал партию ритм-гитары Горыныч, а за Игорем Ивановичем отбил партию ударных подошедший барабанщик из группы «Серьга». Прослушав раз двадцать все звуковые дорожки вместе, Сукачев и Галанин опять пустились в кудрявые дебаты, суть которых от меня ускользнула. Я попытался определить уровень своей полезности и был немедленно выслан домой вместе с Варечкой и Кыссой.

В три часа ночи мне пришло электронное письмо с вложенным файлом формата МР3, который я незамедлительно прослушал и ныне предлагаю вашему вниманию.

P. S. Кысса утверждает, что я той ночью во сне звал Элвиса.

Хочу я этого или нет, но как отец шестерых детей я автоматически попадаю в ту взрослую меру суждения, в которой приличествует думать о выживании расы. Отцам в рамках патриотической морали прилично об этом думать, иначе они не любят своих детей.

Так же, как я, считают все. Мой друг и тренер, китаец, – отец пятерых детей; мой друг и учитель, лезгин, – отец троих детей; мой друг и доверенное лицо, еврей, – отец четверых детей; мой друг, лучший друг, араб, – отец двух детей, правда, детей ему подарила русская. Какая пара была! И в итоге расстались, кстати! Гулял, скотина.

А относительно расизма весь сыр-бор случился, когда я вел со своей дочерью Евдокией радиоэфир.

Позвонил интеллигентный мужчина и спросил: «А что бы вы сделали, если бы сидящая рядом с вами очаровательная дочь по достижении определенного возраста привела африканца и сказала: „Папа, я его люблю и не могу жить без него?“»

Мельком взглянув на свою дочь, в тот момент кусающую ногти, я в сердцах ответил: «Под благовидным предлогом отвез бы обоих на 30-й километр, в лес, и расстрелял бы из ружья к чертовой матери!»

Дуся кивком дала понять, что и она бы со своей дочкой так же поступила. Но вопрос остался открытым.

Вечером я получил нагоняй от жены и тещи, боголюбивой и решительной женщины. Дамы мне поставили в укор публичную декларацию своих диких взглядов. На вопрос о том, как нужно было правильно ответить, они долго подбирали варианты, но в итоге сошлись на «промолчать».