Андрей, его шеф и одно великолепное увольнение. Жизнь в стиле антикорпоратив - Андрей Мухачев

Я не знаю, кто такой Бог. Возможно, все мы и есть Бог.

Так вот, летом я хотел уволиться, написал заявление, чувствовал, что тлеющий огонек разгорается, что все меньше пью афобазола (кстати, очень мне помог, действительно неплохая вещь, но к концу второго месяца начинаются приступы раздражительности). И мне это заявление все подписали в моей службе. Оставался только директор.

Но меня вызвал к себе один человек, и… уговорил остаться. Дал месяц внеочередного отпуска, повысил зарплату, перевел в хороший отдел. Да, уговорил. Перспектива заняться офисной работой в управлении как-то подкупила меня, что ли. Да и деньги действительно хорошие были.

Как я уже говорил, в ПТО и соседних отделах работали в основном молодые ребята. То есть я попал именно туда, где работала молодежь. Их коллектив был дружным, сплоченным, они вместе проводили время и в целом были довольно занятными ребятами.

Основными действующими лицами в моей истории были:

Марина — блатная девочка, которая сразу попала на хорошую работу, главной заботой которой были маникюр и прическа. Дочка заместителя главного инженера, если я помню точно. Ее не слишком красивое лицо с пухлыми, еще детскими щечками было густо закрашено. Она носила короткую юбку, прическу в стиле «Клеопатра» и, в принципе, была обычной заносчивой девушкой без каких-либо особенностей.

Андрей — студент, как бы проходящий там практику. Тоже блатной юноша с раздутым чувством собственной важности. Довольно лицемерный парень, прогибающийся перед теми, кто его сильнее, и пытающийся прогнуть тех, кто слабее. Худой, высокий, с нервным лицом, одевался он всегда модно.

Отличительной особенностью Андрея и Марины было то, что они считали себя недостойными физической работы и любого чернового напряга. Ну знаете, такое типичное поколение балованных детей, которые предназначены судьбой быть офисными клерками без яркого будущего.

В дальнейшем, когда Андрея отправили побыть «для практики» рабочим (это было уже перед моим увольнением), недовольство и стыд от данного факта были постоянно написаны на его лице.

Марсель — человек в себе. Очень упрямый, настойчивый, в чем-то злобный и раздражительный. У него уже была семья и ребенок. Время от времени он говорил: «Тебе, Андрей, надо ребенка завести, тогда всякая муть не будет посещать твою голову». Конечно, я при этом старался сдерживаться и быть как будто равнодушным, не расскажешь же ему, сколько уже горя было перенесено из-за этого желания и сколько было пройдено ради этой цели.

Марсель — типичный представитель человека-судьи. Если Андрей и Марина просто были избалованными детьми, на которых можно было даже особо не обращать внимания, то Марсель был «правилом». Наверняка вы видели и встречали таких людей. Они считают, что они правы всегда и во всем, а любимое их изречение — «это не я такой, это жизнь такая». Часто бессознательно такие люди олицетворяют себя с жизнью, с судьбой, знают, что и как должно быть, что правильно, а что нет.

Хотя в будущем именно от Марселя мне был нанесен завершающий удар, очень сильный, почему-то именно к нему у меня нет какой-то злости сейчас. Потому что я знаю, что таким людям судьба наносит самые жестокие удары. Потому что я сам был таким, считающим, что существуют такие понятия, как истина, правда, справедливость, плохо и хорошо.

И были еще парни — просто парни, которые где-то там работали в других отделах. Приходили, смеялись, уходили курить, в общем, просто работали в другом кабинете, являясь частью ПТО.

Начальник — довольно неплохой человек, но абсолютно не понимающий, что происходит в коллективе. Вполне его понимаю — мне было бы тоже насрать на подчиненных, лишь бы все работало. Немного дерганый, но вполне добродушный, он просто всегда хотел, чтобы «все прошло гладко».

Женщины — они сидели в другой комнате, являясь частью ПТО, но мало влияя на что-то действительно важное.

Само же здание, где я работал, представляло собой действительно большой офисный муравейник. Конечно, на заводе было что-то подобное, но там все же был цех, а здесь просто громадное здание, и в нем занимались исключительно перепиской и управлением.

Когда я в то время смотрел на себя в зеркало, то не очень-то радовался увиденному. Худой, с нервными, «больными» глазами, всегда как будто ожидающий чего-то страшного. Все это было результатом стресса, ежедневных панических атак и отсутствия какого-либо расслабления. Я хорошо держал себя в руках, поэтому все-таки не срывался при окружающих, а молча терпел очередной приступ.

Тогда же что-то странное начало у меня происходить и со зрением — предметы могли плавать перед глазами, увеличиваться и уменьшаться в размерах, колебаться относительно друг друга. Я не мог стоять на месте или с кем-то долго разговаривать — пол под ногами начинал ходить ходуном, голова кружилась.

Перед глазами появилось марево, которое было особенно заметно в темноте. В принципе, оно и сейчас немного осталось, я так думаю, что это сосудистая патология, хотя это уже не так выражено, как раньше.

Я не уверен, замечали ли все это мои коллеги по комнате, куда меня посадили. А именно — Марсель и Андрей, с которыми мне предстояло работать в одном помещении. Все-таки какое-то чутье им подсказывало, что я не в лучшей форме. Но начиналось все вполне дружелюбно. Я сам просил работу у Марселя, начав разбираться в переписке.

Не знаю, когда у меня с коллегами начался явный диссонанс. Возможно, я сам виноват в том, что слишком усердствовал в работе, — брал на себя все, так как особого направления деятельности у меня не было. Шеф сказал ребятам бросать меня на любую работу, таким образом, я просто оказался на подбежках. Напомню, что всем им было не более 23–24 лет, а Андрею и вовсе 19. Мне тогда было 29, я прошел армию, мне пришлось вообще по жизни не сладко, и я просто начал копить обиду на происходящее.

Не хотелось вступать в явную конфронтацию. Мне казалось — я просто работаю, поэтому мне должно быть пофигу, что здесь и как происходит. Я не пытался подружиться с кем-то, да уже и не мог. С каким-то странным презрением относился ко всем этим молодым ребятам, чаще молчал, больше работал, чем курил или тусовался с ними. И таким образом, ситуация из вроде бы нормальной как-то плавно переходила в напряженную.

Когда вякал студент, прося принести ему бумагу, я начинал выставлять иголки. Я сидел напротив него, и он ясно видел, занят я работой или нет. Откровенно говоря, я не был занят работой очень часто. Ну что там, получить письмо, пройтись по инстанциям, подготовить общую картину и отправить опять назад. По сути, это был отдел, который был везде промежуточным звеном.

Вся канцелярия со временем, вся копировка здоровенных ватманов, распечатка чертежей, все переплетные дела и ведение папок с документацией, вся черновая работа легла на меня, так и не давая возможности хоть где-то развернуться как специалисту. Начальник все видел, но это было чертовски удобно ему, да и со временем мне уже не хотелось вникать во что-то сложное и начинать вести какие-то проекты. Таким образом, в глазах окружающих я явно становился шестеркой.