Горячее сердце, мертвый страж - Екатерина Бакулина

Я ведь пыталась.

Пыталась убедить лорда Гхаро. Он спросил — разве я не желаю уничтожить тхаев окончательно? Они ведь убили мою мать. Я… не так… Не так, но… Что если он разозлится и решит убить нас обоих.

— Ты с ними заодно, да, Ти? — злость.

— Нет, Маро…

Я попыталась подойти, шагнула вперед… я не знаю… я хотела дотронуться до него, обнять, объяснить… Маро дернулся назад так, словно я хотела ударить. Бросился прочь. В другую комнату. Схватил стул, со всей силы шарахнул его об стену, так что щепки посыпались… Схватил что-то еще…

Я боялась, что кто-то услышит, разозлится, что он ломает тут все.

Я боялась подойти, попасть под горячую руку.

И все же… я смотрела на него и понимала — он согласится. Ему тяжело это принять, но такая бурная ярость лишь потому, что он сам не видит другого выхода. По крайней мере, Маро будет жить.

Клетка

Мне разрешили прийти сюда на второй день. Разрешили принести ему воды — пищи каменному стражу давно не требовалось, но вода еще нужна, особенно притом, что он потерял много крови.

Его до сих пор держали в клетке, но другой, побольше. И все равно руки прикованы и вздернуты вверх цепями, так что он почти висел на них, ноги подгибались. И клетка точно так же глушила любую магию. Его боялись. Он единственный на корабле, чья магия смогла хоть как-то пробиться сквозь завесу ринай. Даже моя ринайская магия не справлялась, а уж тхайскую завеса должна была глушить полностью. Его огненный меч произвел впечатление. Это тем более невероятно, если понимать, что тхайская магия — идет от сердца, от эмоций, а не от разума, как магия ринай. Лучше всего тхайскую силу питает ненависть… ну и любовь… но любовь мало поможет в войне. Да и какая любовь может быть…

Боевая ярость.

Лорд Гхаро сказал мне, что да, это удивительно. Сила стража должна была затухать со временем, мертвые не испытывают эмоций и магию уже нечем питать. Но либо раньше, когда бы полностью жив, его сила была поистине невероятной, либо… ненависть к ринай еще слишком сильна. Ненависть живуча.

Он опасен.

Именно поэтому его держали в клетке, прикованным, в полузабытье…

Приближенный императора — он знал много такого, чего хотели бы знать эти лорды, готовясь к войне, но отказывался говорить. Весь прошлый день из него пытались выбить информацию силой, но мертвый почти не испытывает боли, совсем не так, как живой. А страха, похоже, не испытывает совсем. Смириться с этим ринайские лорды не могли.

Тогда послали меня.

Мне сказали: «поговори с ним, убеди его». Но это смешно. Что такого я могу сказать?

Я стояла перед клеткой с кувшином воды в руках.

С него сняли всю одежду, я могла отлично видеть, где на теле проходит граница полного окаменения. И все заросшие камнем шрамы, обнажившиеся кости на левой руке, сколы на плече… Черную вязкую кровь на губах. Кровь в трещинах на коже.

Я видела, как баланс заклинаний на нем нарушен, все пришло в движение, но мешает друг другу, что-то глушит клетка, что-то сломали, пытаясь допрашивать его. Даже представить не могла, что он чувствует. Впрочем, может быть, не чувствует ничего, где-то должна быть та грань…

Смотреть все равно было больно.

Я долго стояла рядом, не решаясь позвать его, не решаясь начать.

Потом он сам поднял голову, глянул на меня.

— Я… — замялась, дрогнули губы. Что я могла сказать.

— Как ты, Тиаль? — сказал он. Голос глухой, совсем чужой, словно песком царапает.

— Хорошо, — сказала я, сжала зубы, чтобы не всхлипнуть, чуть переждала, досчитав до пяти. — Я принесла воды.

Его живой правый глаз совсем мутный и красный, наверно, не видит уже.

— Не надо, — сказал он.

— Ты не хочешь пить?

Его губы дрогнули, подобие неуклюжей улыбки.

— Зачем? — сказал он. — Лишь тянуть время.

Мне говорили, он постоянно пытается вытянуть то заклинание, что превращает в камень. Провалиться в это состояние смерти окончательно. Надежды для него нет, только возможность закончить поскорее. Незачем цепляться за жизнь.

— Я… — поняла, что дрожат руки. Так несправедливо. — За что они так?

Он долго смотрел на меня, на то, как кувшин с водой прыгает в руках, я не знаю, что делать, не могу уйти и остаться тоже не могу. Он с усилием ухватился за цепи, попытался подтянуться, встать на ноги, но ноги почти не держали, суставы не гнулись.

— Не надо, Тиаль, — сказал он. — Все хорошо. Они хотят, чтобы ты убедила меня рассказать все. Но ты не убедишь, это невозможно. Иди. Ты… Не стоит, Тиаль.

Я все же всхлипнула, громко. Кувшин дернулся в руках, я поставила его на землю, чтобы не уронить. Шагнула ближе, взявшись за прутья клетки.

— Они не могут так с тобой… это несправедливо. За что?

Он попытался облизать губы, но даже язык пересох давно. Он…

— Тиаль, посмотрит на меня, — голос вдруг стал жестче, резче. — Я — враг. То, что мы не успели столкнуться на поле боя, ничего не значит. Началась бы война, и мы оказались бы по разные стороны. Мы уже оказались. Я вез тебя как дань, как вещь для своего императора. Не вздумай жалеть меня. Не случись этого, я бы пришел на твою землю, убивать твоих друзей, твоих родных. Ты просто наивная девочка и ничего не понимаешь.

Я понимаю. Он прав. Но все равно…

Только покачала головой.

Есть в этом что-то еще, то, чего не понять разумом, только сердцем.

— Они не отступят, — сказала я.

— Они только теряют время. Мне уже давно нечего бояться и нечего терять.

— Так нельзя…

— Ты думаешь, я поступил бы с ними иначе, если бы мне нужна была информация? Они боятся. Однажды уже видели огненного дракона на поле боя и боятся, что это повторится. Это страшная мощь, — его губы растянулись в улыбке, кривой, нечеловеческой. — И они не знают, откуда эта мощь берется.

— Ты знаешь? — я не удержалась, наверно, не стоило сейчас такое спрашивать.

— Я — знаю, — согласился он. — Но даже если скажу — светлым лордам это ничем не поможет. Они не поверят мне.

— Тогда почему ты молчишь?

Если эту информацию все равно невозможно использовать? Если нечего скрывать? Зачем?

Он пожал плечами, как мог.

— Это ничего не изменит для меня.

Прекратит страдания? Я понимала, что его душа еще жива, но тело почти полностью мертво, он не чувствует боли, или чувствует, но совсем не так. Он не признается, они не отступят. Упрямство? В этом он ничем не лучше Маро.

— Тиаль… — сказал он. — Иди. Тебе нечего делать здесь. Не стоит…