Хронос. Ледяной поход - Дмитрий Алексеевич Митюшин

она всё равно умрёт. Какая разница, в своём срезе, или в чужом?

Даша помолчала.

— Ян, а если провести моделирование? С учётом уровня Антона?

— Девочка, Настя — слишком малозначимый объект, хоть и завязанный на Воронцова, чтобы на него отвлекать силы хроно- и биофизиков. Что ты как маленькая? Сама ж всё знаешь.

Лейтенант вздохнула.

— Просто мне их очень жалко. А мы над ними опыты ставим.

«Ну вот что с ней делать? — беззлобно подумал Ян. — Она вся такая жалостливая, а я бесчувственный сухарь! И так понятно, что парень влип по самое „не хочу“. И ни фига он не работает на амеров. Ещё угораздило дурака влюбиться по самые уши!».

— Ян, а почему у нас нет информации об Антоне?

— Ну ты же отличница! Забыла? Закон темпоральной конгруэнтности. Мы можем знать, что он сделал только «вчера», а что сделает «завтра», узнаем завтра.

Даша села лицом к Прилуцкому, скрестив ног по-турецки. Ян мельком глянул на низ её живота. Девчонка перехватила взгляд и улыбнулась. Прикрываться не стала.

— Я не об этом. Вот смотри. Мы можем получить информацию обо всех жителях Земли. Так? От рождения до смерти. По желанию — даже из других ветвей, хоть это и сложнее. Я не видела полной информации об Антоне.

Прилуцкий посмотрел в задумчивое лицо девчонки.

— А её нет.

— Как нет⁈ — брови лейтенанта взлетели вверх.

— А вот так, вся доступная нам информация ограничивается моментом его транслокации.

— Не поняла. А… когда он умер?

— Кольцов отправлял запрос. Пришёл ответ. Информация вне нашего уровня допуска.

— Опять не поняла. Мы работаем по этому делу! Значит, должны знать всё.

Ян лишь пожал плечами. Они не опасаются вести беседы на служебные темы в доме Даши. Все квартиры сотрудников, особенно служебные, защищены от «прослушки» и периодически проверяются. Помнится, когда Дашка проставлялась, то в кафе заговорила о работе. Прилуцкий устроил ей хорошую взбучку.

Девчонка опустила голову. Тёмные волосы налезли на глаза. Она отбросила их рукой назад и снова посмотрела на капитана.

— Почему мы не можем, вытащив его из чужого среза и избавив от «Ящика Пандоры», оставить жить в своём времени? Не можем оставить его в покое?

— Два ноля восемьдесят третий приказ читала?

Девчонка на миг потупила глазки:

— Нет ещё.

— Дашка, я тя пришибу! — вспыхнул Ян. — У тебя есть допуск! Там всё написано!

— Не ругайся, любимый. Посмотрю обязательно.

Лейтенант гибкой стремительной змеёй легла на него и прижалась губами к его губам. Ян ответил на поцелуй. Желание нахлынуло с новой силой. Он оторвался от её губ и строго, насколько возможно, сказал:

— Чтоб внимательно изучила. Проверю. Поняла?

— Конечно, любимый? — томно проворковала девчонка, прижимаясь к нему. — Обязательно.

17. Десятник Кучеренко

(Красная гвардия)

25 октября (6 ноября) 1917 г.

г. Петроград

Они ушли с пикета ещё после обеда. Григорий, Пашка Шустов и Остап Твердохлеб. С ними ушли ещё трое — два солдата и Васька, докер с Петроградского порта. По дороге к ним прибился молоденький солдатик, не больше двадцати годов, в шинели без погон и с трёхлинейкой. Папаха перевязана наискось красной лентой.

Большевики уже почти взяли все важные объекты. И дьявол с ними! Надо под общий бедлам ещё поэкспроприировать экспроприаторов. В общем, грабь награбленное!

Уже под вечер ввалились в винную лавку Шумова на Воронежской. Тяжёлый навесной замок сбили прикладами.

Прилавки почти пустые. На одной полке обнаружились три бутылки дешёвого вина. Красногвардейцы тут же их вскрыли. Даже пробки открывать не стали. Зачем? Гришка вытащил офицерский кортик и отшиб горлышки.

Наверху скрипнула дверь. Кучеренко убрал кортик и достал маузер.

Сверху спускается мужик лет пятидесяти в длинной ночной рубахе, освещая путь керосиновой лампой. Левую руку с лампой хозяин лавки держит над головой, в правой — зажат револьвер.

— Господа, что вы здесь делаете? — тонким голосом проблеял он, остановившись на середине неширокой лестницы.

Рука с оружием дрожит и ходит ходуном.

— Револьвер брось? — громко приказал Кучеренко, вытянув руку с маузером в сторону хозяина.

Тот немного поколебался и отбросил оружие в сторону.

— Ты один в доме?

— Д…да.

— Водка есть? — спросил Кучеренко, согнув руку с оружием в локте.

Ствол всё также смотрит в грудь мужчине.

— Помилуйте, господа. Откуда? Если и есть, только на винных складах. У меня нет.

— Тогда на кой ты нам сдался?

Григорий дважды выстрелил. На белой рубашке в районе груди тут же расплылись два тёмно-бордовых пятна. Хозяин покачнулся и, пытаясь удержаться за перила, свалился с лестницы.

— Остап, Павло, гляньте наверху, — велел Григорий сослуживцам.

Те пошли к лестнице.

Сам десятник с оставшимися принялись шарить под прилавками. Ничего интересного, кроме коробки с дешёвым вином, не нашли. Через пять минут спустились посланные наверх матросы.

— Никого, Гринь. Никого и ничего.

«Плохо, — подумал Гришка. — Хотя старик наверняка золотишко где-то заныкал. И вряд ли далеко отсюда. Скорее всего, в доме. Сейчас шарить неохота, позже вернусь». Вслух сказал:

— Ладно, пошли отсюда.

Бутылки с вином распихали по карманам шинелей и бушлатов. Гришка зажал бутылку в руке.

Вышли на улицу. С тёмного ночного неба валит мокрый снег.

Свернули в проулок. Навстречу топает парочка мадмуазелей лет двадцати, в пальтишках и платках. Пальтишки не богатые. Видать чья-то прислуга. Девушки уже обогнули стоявшие под навесом широкие розвальни с кучкой сена.

— Бон суар, мадмуазель, — расплылся в улыбке Гришка, разведя руки, в левой сжимая за горлышко бутылку с вином, — выпьем за великую пролетарскую революцию?

Мамзели сбавили ход, но не бросились наутёк. Приблизились.

— Извините, господа, мы спешим, — ответила та, что справа, поправив выбившую из-под платка светлую прядку волос.

— Да ладно тебе ломаться, давай… — Гришка передал бутылку солдату, чтоб не мешалась, и схватил девушку за талию. Та стала неумело отбиваться.

Остап приобнял за плечи другую.

— Тю-ю, да я их знаю, — подал голос Васька-докер. — Это ж прислуга Голицыных.

— Ах ты подстилка дворянская, — Гришка наотмашь ударил девушку по лицу.

Та вскрикнула. Гришка откинул полы пальто и полез под платье, нащупав ткань панталон. «И лежак есть, — отметил про себя „десятник“, бросив взгляд на розвальни. — Обе поместятся».

Острая боль в ладони. Девчонка впилась зубами в руку.

— Ах ты, сучка!

Он снова ударил жертву по лицу и толкнул на розвальни. Мамзель упала на сено. Пальто и платье задрались, обнажив ноги в белых панталонах. Гришка навалился следом, распахивая пальто жертвы, отрывая пуговицы. Задрал платье и начал спускать вниз панталоны.

— Что вы делаете, мерзавцы? — раздался твёрдый громкий голос. — Отпустите девушек!

Гришка обернулся. В арке двора, в которую они зашли, стоит старик с тростью.

— Уходи дед, и мы тебя не тронем.

— Василий Фёдорович! — выкрикнула девчонка.

Старик неожиданно оказался близко и ударил тростью по голове. Гришка на пару секунд отключился. Когда очнулся, увидел убегающую девчонку и старика, расшвыривающего его кодлу, как котят. В двух шагах со свёрнутой шеей валяется Павло. Растерявшийся Остап держит вторую мамзель.

Гришка вскочил, голова слегка закружилась. Девчонка вырвалась и метнулась в его сторону. Остап попытался удержать её за шиворот распахнутого пальто и тут же получил удар тростью в лицо. Твердохлеб схватился руками за физиономию и навалился на жердь розвальней.

Десятник сграбастал девчонку, развернул спиной к себе, расстёгивая кобуру. Мамзель задёргалась, завизжала.

— Заткнись, сучка, убью, — прошипел Гришка, утыкая в голову девчонки ствол маузера.

Та замолкла.

— Стоять! Или я ей башку расшибу!

Старик замер. Остап разогнулся и от души засветил ему по морде. Старик упал.

— Подними его! — приказал Кучеренко.

Остап, матерясь, поднял упавшего на ноги.

— Отойди, — велел «десятник» напарнику.

Матрос отошёл.

— Отпусти девочку, мерзавец! — твёрдо велел старик, сплёвывая кровь.

Гришка выстрелил, целясь в живот. Старик согнулся и рухнул на мокрую землю.

— Ну что, красавица, сбежала твоя подружка. Теперь ты и за неё и за себя рассчитаешься, — десятник разорвал платье и схватился за упругую девичью грудь.

18. Программер Тоха