Утешители - Мюриэл Спарк

До начала службы по случаю Дня Всех святых люди ревностно молились перед массивными каменными фигурами. На что тут стоило посмотреть, так это на вотивные свечи – скопища мерцающих огоньков перед каждым из алтарей. Каролина добавила свою свечу к ближайшему созвездию. Ей подумалось, что Оратория – из тех мест, которые после долгого отсутствия можно вспоминать с любовью. Каролина не сразу освоилась под этими огромными воздушными шатрами – они бросали вызов ее неспешному кропотливому подходу к вещам.

Последние две недели она много времени проводила в обществе Лоуренса, теперь же оказалась одна в окружении незнакомых лиц, в гуще пугающего сборища и особенно остро почувствовала, что ее испытание отделяет ее от других людей. Она полностью сознавала, что периодически попадает под наблюдение незваного гостя. Она постепенно отвлеклась мыслями на другое – на новую необычность своей жизни, и, хотя ее слух и зрение отмечали ход мессы, в себя ее привели только стихи проскомидии: «Justorum animae…»[11] Когда началась главная часть мессы, она заставила себя на время отвлечься от мыслей о страданиях.

– После мессы ты всегда бываешь в плохом настроении, – заметил Лоуренс, ведя машину по плотно застроенным улицам.

– Знаю. Для меня лично – это одно из свидетельств веры. Разве ты не видишь, что это доказывает истинность мессы? Отчаяние плоти.

– Субъективизм чистейшей воды, – ответил он. – В тебе, по-моему, есть что-то квиетистское. И много манихейского. А также катарского.

Его натаскивали на распознание ересей.

– Еще что-нибудь?

– Ты книжница и фарисейка – попеременно, в зависимости от настроения.

– Меня тошнит от оформления Бромптонской Оратории, – заявила она в качестве еще одного оправдания, ибо, когда он встретил ее после мессы, она была мрачнее тучи.

– О церкви не говорят «оформление», – сказал он. – Мне, по крайней мере, так кажется.

– А как в таком случае говорят?

– Точного слова не припомню, но чтоб «оформление» – такого не слышал.

– От твоего католического воспитания много пользы, – заметила Каролина. – Новообращенные всегда могут рассчитывать получить у таких, как ты, консультацию по второстепенным вопросам.

Наконец они выбрались из города. Каролина взяла с заднего сиденья запасное пальто с капюшоном и натянула на плечи и голову, чтобы укрыться от Лоуренса в этой импровизированной палатке. Он понял, что она пытается подавить раздражение. На самом деле ей все сильнее действовало на нервы то, что к ним был прикован взгляд тайного наблюдателя. Решимость держаться естественно усугублялась ощущением неловкости.

Мысли Лоуренса были заняты бабушкой, и он непроизвольно прибавил скорость.

С неприятного визита миссис Хогг к Хелене миновало два дня. Как ни странно, Каролина, узнав о нем, просто не поверила. И теперь, когда он вернулся к этой теме, заявила:

– Нет, Хелена, должно быть, ошиблась. Я не представляю миссис Хогг в роли шантажистки.

– Но ты же сама видела, какая она.

– Не думаю, что именно этот порок для нее характерен. Что она вскрыла твое письмо – это я представляю. У меня впечатление, что она из тех женщин, которые действуют импульсивно. Она способна творить любое зло под видом добра, но не пойдет на заведомое преступление. Слишком она суеверна. Сказать по правде, миссис Хогг всего лишь католический кошмар вроде оловянных медалей и кровоточащих сердец. Я не вижу ее в роли хладнокровной шантажистки. Хелена, должно быть, вообразила все эти скрытые угрозы.

И Каролина продолжала болтать, одержимая желанием говорить, вновь и вновь повторять каждое свое утверждение, лишь бы не допустить молчания. Ибо такое молчание заключало в себе ее глубочайшее безумие, жуткую бездну страха, подозрение, которому ни в коем случае нельзя было поддаваться. Оно засело в ней, как ком в горле, – ни туда ни сюда. Бесформенная идея, что миссис Хогг каким-то образом выступает в союзе с преследующим ее невидимкой. Она не желала ни говорить об этом, ни даже в мыслях облекать это в словесную форму.

Лоуренс не видел ее лица, скрытого под капюшоном. Его выводило из себя, что Каролина, видимо, выступает на стороне миссис Хогг, пусть и в такой мелочи.

– Мы знаем ее двадцать четыре года. Дорогая, мы знаем ее лучше, чем ты. Она – воплощение зла.

Каролина резко возразила, и он, стремясь вернуть их отношения в нормальное русло, миролюбиво ответил:

– Да, вероятно, у старухи Джорджины благие намерения, но так или иначе она натворила много бед, а в этот раз перешла все границы. Мы не можем позволить мучить бабушку в ее-то годы, что бы там ни затеяла старая дама. Правда, не можем?

Таким путем Лоуренс пытался унять ее раздражение и завоевать благосклонность.

Каролина и в самом деле смягчилась, однако потом, к его удивлению, разразилась сердитой тирадой:

– Не думаю, что миссис Хогг хочет мучить твою бабушку. Больше того, я не думаю, что твоя бабушка и вправду замешана в какой-то подозрительной истории. По-моему, ты все это навоображал из-за нескольких случайных совпадений.

Странно. Обычно уступка со стороны Лоуренса вроде «Да, вероятно, у старухи Джорджины благие намерения» вызывала у Каролины вполне положительную реакцию. Поэтому он попробовал еще раз:

– Есть и другое, над чем нужно подумать. Ключ, подсказанный портсигаром Элеоноры. Уверен, это тот же герб, что и у Джорджины. Я убежден, что между Джорджиной и этой парочкой Хогартов существует какая-то связь.

Каролина промолчала.

– Правда удивительно, что я совсем случайно углядел этот герб?

– Совсем случайно, – повторила Каролина сдавленным голосом.

– Я хотел сказать, – поспешил добавить Лоуренс, который неверно истолковал ее реплику, – что меня на это сподобил Господь. Да, тесен мир. Мы случайно столкнулись с Элеонорой и…

– Лоуренс, – произнесла Каролина, – боюсь, в Ледилисе тебе от меня будет мало помощи. Наотдыхалась я, хватит. Погощу пару дней, а потом хочу назад в Лондон – поработать. Прости, что я передумала, но…

– Катись к черту, – сказал Лоуренс. – Будь добра, катись к черту.

Затем они сделали остановку у паба. Когда поездка возобновилась, Каролина принялась терпеливо излагать свои доводы. Они потеряли полчаса, и Лоуренс въехал в Суссекс на полной скорости.

– С моей точки зрения, совершенно ясно, что эти мысли формируются у тебя в голове с подачи романиста, который изобретает некий надуманный сюжет. Я ясно вижу, что твой мозг работает под давлением чужой воли, а ты сам превращаешься под сильным внушением какого-то безответственного писаки в сыщика-любителя из дешевого детектива.

– С чего ты взяла, что сюжет надуман? – спросил он, что с его стороны было довольно мило.