Огонь любви, огонь разлуки - Анастасия Туманова

Катерина молчала, вытянув ногу и наблюдая за тем, как ее тень шевелит пальцами в лунном свете. Не отрываясь от этого занятия, спросила:

– Ты согласен мне помочь?

Про себя Катерина уже загадала: если Валет запнется хоть на секунду или задаст вопрос – она ни о чем ему не скажет. Но тот сразу же, ни минуты не медля, кивнул:

– Говори, мать.

…Выслушав ее, Валет некоторое время молчал. Катерина пристально наблюдала за ним, ловя малейшую тень неуверенности или испуга, но его жесткое лицо было спокойным: он думал.

– Это невозможно? – наконец, не выдержав, спросила она.

– Чего ж тут невозможного-то? Дачу бомбануть… Я еще шкетом сопливым такое обмастрячивал… Тока на што тебе это?

– Он Аню, гад, бросил! – оскалилась в темноте Катерина. – Я его застрелила бы с радостью, только не умею!

– Ну-у, Катя, ты тоже забрала… – покрутил головой Валет. – Кабы всех мужиков за такое стрелять, кто б вам остался детей делать?

– Он с Аней шесть лет прожил! Как с женой! – Катерина сама не заметила, что повысила голос, и Валет положил руку ей на запястье. Она вздрогнула, умолкла. Вполголоса закончила: – Ты его жену видел? Там, в магазине?! Вобла костлявая! Такой никакие тряпки французские не помогут! А Аня моя…

– Красивая она? – вдруг заинтересовался Валет. – Как ты?

– Что ты, лучше в тысячу раз! – искренне и гордо сказала Катерина. – Вот она – настоящая графиня, даже Смольный успела кончить! За кого угодно могла бы замуж выйти, хоть за великого князя… если б приданое имелось. Только его не было. И вовсе… ничего не было. Она со старым Ахичевским сошлась для того, чтобы нас, малявок, прокормить. А потом в его сына влюбилась и с ним жила, а он…

– Он на ней все равно не женился бы, – убежденно произнес Валет. – Кто ж своих содержанок в жены берет?

– И пусть бы не женился! Пусть бы так жил! Не на эту же выдру ее менять! И знаешь что – если не хочешь помогать, так и скажи, я сама справлюсь!

– Справишься ты… – присвистнул Валет. – Думаешь, что коли один раз в Москве подфартило, так теперь всю жисть вывозить будет?.. Малая ты еще.

– Поможешь? – свирепо спросила Катерина.

– Сказал ведь уже. – Валет снова растянулся на постели, движением сильной руки заставил лечь и Катерину. Луна ушла из окна, скрыв все в темноте. Катерина почти уснула, когда Валет вдруг медленно проговорил:

– А ежели я тебя брошу? Катька, а? Что, застрелишь?

Катерина честно подумала несколько секунд. Затем сонно ответила:

– Нет. Зачем?.. Люблю я тебя разве?..

– А ежели полюбишь? – не унимался Валет.

Катерина молчала. Валет ждал, пытаясь разглядеть в наступившей тьме ее лицо, но ответа все не было, и наконец он догадался, что подружка спит. Валет смущенно усмехнулся, притянул спящую девочку к себе, уткнулся лицом в ее длинные теплые волосы и тоже заснул.

Пару недель спустя Петр Григорьевич Ахичевский, интересный брюнет тридцати двух лет, один сидел в большом зале казино «Империал» на Ришельевской улице и праздновал свою неожиданную свободу. Вчера жена получила телеграмму из Москвы, сообщающую о том, что ее мать, княгиня Лезвицкая, заболела и желает видеть дочь. Александрин была раздосадована и удивлена, поскольку еще месяц назад, когда они собирались в Крым, мать выглядела здоровой и веселой и чуть не поехала с ними – к ужасу обоих супругов. К счастью, княгиню задержали дела благотворительности, до которых Наталья Романовна была большая охотница, она осталась в Москве, на даче в Кунцево, и вот… Александрин с недовольным выражением на лице, еще более портившим ее, собрала саквояж и пустилась в обратный путь. Мужа она с собой не звала – понимая, видимо, что тот не поедет и даже не потрудится изобразить огорчение по поводу болезни тещи и разлуки с женой. Супруги Ахичевские не любили друг друга, это был старый добрый брак по расчету, о чем знали не только они сами, но и вся Москва. Оставшись один, Петр немедленно перебрался с дачи в город, в гостиницу, в первый же вечер отправился в казино, проиграл около пятисот рублей, нимало не расстроился и сейчас, сидя за столиком в ожидании заказанного ужина, благодушно раздумывал: продолжить ли отдых здесь, поехать ли в театр, к девицам или в кабаре. Ахичевский любил брать от жизни все и умудрялся делать это даже в стесненном положении женатого человека.

В казино уже было довольно много народу, слышались оживленные голоса, женский смех, звон бокалов. Женщин, впрочем, оказалось немного, в основном кокотки, но Ахичевский все же машинально рассматривал их лица, ища хорошеньких. От этого приятного занятия его отвлек подошедший официант с бутылкой аи на серебряном подносе.

– Чего тебе, братец? – удивился Ахичевский.

Старый официант слегка улыбнулся, поставил бутылку на стол и тихо сказал:

– Дама вон из-за того столика вам презентовать изволили.

– Мне? Которая же?

Официант отошел в сторону, заинтересованный Ахичевский посмотрел за дальний столик у стены с драпировкой, где действительно сидела одинокая женщина в атласном фиолетовом платье и такой же шляпе с вуалеткой. Он поклонился, тщетно пытаясь разглядеть лицо дамы. Та в ответ подняла бокал с вином, из-под короткой вуалетки блеснули белые зубы. «Кокотка? – напряженно размышлял Ахичевский. – Непохоже… Какая-то знакомая? Здесь, одна, без кавалера… Не может быть. Но кто же это? Шлет вино, интригует… Однако интересно!»

– Братец, сделай-ка милость… – окликнул он собравшегося отойти официанта. – Передай той даме, что я прошу позволения присесть за ее столик.

– Сделаем-с… – Старик скользящей походкой метнулся к дальнему столику, склонился к фиолетовой шляпке. Ахичевский ждал, нарочно не глядя в ту сторону и рассматривая на свет вино в бокале. В горле приятно щекотало предчувствие пикантного приключения, о котором будет так забавно рассказать друзьям по возвращении в Москву. А то они его уже отпели и похоронили как женатого… Вот уж нет! Надобно понимать, что семья и любовные интриги суть предметы разные. Не смешивать их и получать от каждого свой процент удовольствия – вот рецепт простого жизненного счастья. Как жаль, что Анна не согласилась сохранить отношений… Ахичевский часто ловил себя на мысли, что скучает по бывшей любовнице. Они расстались в начале весны, но уже несколько раз за минувшие три месяца Петр хотел нагрянуть без предупреждения в Столешников и в самый последний момент отказывался от этого. В своем последнем письме Анна сухо, четко и откровенно просила не искать с ней встреч после женитьбы, и Ахичевский считал необходимым уважать ее желание, хотя и не понимал причин подобной резкости. Ему казалось, что любовнице не в чем его упрекнуть: все эти годы он был неизменно внимателен к ней, давал очень достойное содержание, платил по счетам. А женитьба? – что ж… Все равно когда-то пришлось бы решиться на такую неприятность, Анна и сама должна была это понимать… В конце концов, он не повел себя мелочно: оставил Анне дом в Столешникове, украшения, туалеты… Чего ж еще? То, что любовницу может глубоко ранить его уход, что женщина остается одна, без средств к существованию, без надежды как-либо устроить свою жизнь, что после женитьбы покровителя ей уготован только выход на панель, Ахичевскому и в голову не приходило. Возможно, пришло бы, задумайся он об этом хоть на мгновение. Но анализировать последствия своего поведения Ахичевский не любил: от сего занятия у него болела голова и начиналась ипохондрия.